В последней части разговора я, правда, лишь мычал и фыркал, будто изображал упомянутого выше снежного человека.

Ровно в половине первого в ресторан вошел приземистый мужчина с «дипломатом» в руке. Хамал проводил его к тому самому столику у окна.

Справедливости ради следует отметить, что мужчина был не столько приземистый, как здоровенный. При широченных плечах лишнего веса у Ваксса не наблюдалось. Чувствовалось, что мышцы у него просто литые.

А такая толстая шея могла удержать и каменную голову идола из ацтекского храма. Лицу природа определенно уделила больше внимания, чем фигуре. Возможно, не природа, а высококлассный пластический хирург. Такое лицо (широкий лоб, благородный нос, волевой подбородок) вполне годилось для того, чтобы запечатлеть его на монете времен Римской империи.

И выглядел он лет на сорок, а не на сто сорок, как это утверждала онлайновая энциклопедия. Густые волосы, правда, преждевременно поседели.

На ленч он прибыл в темно-серых брюках, пепельно-сером пиджаке спортивного покроя с кожаными заплатами на локтях, белой рубашке и красном галстуке-бабочке. Отчасти выглядел коллежским профессором, отчасти – борцом рестлинга. Создавалось ощущение, что профессор и борец вошли в камеру для телепортации (как в фильме «Муха»[9]), а к концу путешествия их атомы перемешались между собой.

Из «дипломата» он достал книгу в переплете и что-то непонятное, вроде бы какое-то стальное орудие пыток. Раскрыл книгу, вставил в челюсти этого самого приспособления, которое держало ее открытой и оставляло свободными руки.

Очевидно, ленч у критика проходил по раз и навсегда заведенному порядку. Официант принес стакан белого вина, которого Ваксс не заказывал.

Тот кивнул, кажется, пробурчал пару слов, не посмотрев на официанта, который тут же отбыл.

Критик достал очки в роговой оправе, нацепил на нос, пригубил вина и сосредоточился на зажатой в стали книге.

Я не хотел, чтобы Ваксс заметил, что я таращусь на него, поэтому продолжил разговор с Майло. Смотрел главным образом на него, лишь время от времени поглядывал на критика.

И вскоре моя шпионская миссия уже представлялась мне чистым абсурдом. Да, Ширман Ваксс выглядел странно, но после того, как загадки его внешности больше не существовало, мой интерес к нему полностью пропал.

Я не собирался подходить к нему или говорить с ним. Пенни, Оливия Косима и даже Хад Джеклайт были совершенно правы, говоря, что реагировать на несправедливую рецензию – дохлое дело.

Столики между нами и критиком постепенно заполнялись, новые посетители скрыли его от нас. К тому времени, когда мы съели главное блюдо и заказали десерт, я и думать о нем забыл.

– Мне надо пописать, папа, – сказал Майло, когда мы поднялись из-за стола (я уже расплатился и дал на чай официанту).

Туалеты находились неподалеку от нашего столика, в конце короткого коридора, и, когда мы пересекали зал, я посмотрел в сторону Ваксса. Столика не разглядел, мешали сидевшие за соседними, а вот стул пустовал. Должно быть, критик уже поел и отбыл.

В сверкающем чистотой мужском туалете нас встретили одна кабинка, достаточно широкая, чтобы в нее могло въехать инвалидное кресло-каталка, два писсуара и две раковины. Ноздри щекотал запах дезинфицирующего средства с сосновой отдушкой.

Кабинку кто-то занял, а Майло не хватало росточка, чтобы воспользоваться писсуаром. После того как он расстегнул «молнию» брюк и вытащил пиписку, я обхватил руками его талию и поднял над фаянсовой чашей.

– Готов! – доложил он.

– Целься! – велел я.

– Огонь! – скомандовал он и пустил струю.

Когда Майло опорожнил мочевой пузырь как минимум наполовину, в кабинке спустили воду, и дверь открылась.