Канареич появился еще минут через десять. Самодовольно улыбаясь, он победоносно глянул на меня.

Я поднял руки вверх, признавая за ним полную победу.

Передохнув и остыв, Канареич снова полез в пакет. Все повторилось. Остатки водки достались мне. Видимо выпитое достигло цели, лицо Канареича зарделось, глаза увлажнились, и он продолжил оставленную до времени тему:

– Вот, кто-то считает, что наука и культура только в городе. Институты, академии научные там, музеи, театры… А сельскому человеку ничего такого и не надо… Так ведь неправильно это!.. Наша наука, поди, постарше любой будет. Что сейчас в газетах пишут и по радио говорят?.. Говорят и пишут, что вскорости между городом и деревней большой разницы не будет. В смысле культуры и всякого такого прочего…

После парной и водки, Канареич, скорее всего, потерял основную мысль, о чем хотел сказать, и теперь пытаясь нащупать ее, метался между городом и деревней, между наукой и культурой. Слушая его монолог, я едва сдерживал улыбку, опасаясь обидеть его.

Сделав небольшую паузу, за это время он успел доесть остатки закуски, голос его зазвучал увереннее:

– И что мы видим? Видим мы следующее… Мы и сейчас живем не хуже городских. Взять, к примеру, нашу деревню… Электричество, газ в каждом доме. Опять же радио, телевизоры… Водку в холодильниках студим, – ухмыльнулся он. – Пластинки музыкальные крутим. В клубе кино на широком экране. А тут в уборочную артисты к нам приезжали. Жаловаться не приходится…

Он взглянул на придремавшего Кузьмича и заговорил тише:

– Ну, а если чего другого захочется… В музей там или театр, у нас это без вопросов. Правление колхоза автобус выделяет, и едут наши труженики в город…

Канареичу не терпелось рассказать что-то занимательное, но, забредя в дебри в своем предисловии, используя при этом слова явно не из своего привычного лексикона, он с трудом подходил к главному.

– Вот и я, хоть человек уже и немолодой, а когда-никогда запишусь в эти поездки. Где только не был. В цирке, театрах разных – само собой. На выставки, в музеи ездили… Даже в парке отдыха раз на карусели крутнулся. Вот только в бане городской помыться не приходилось. А слышал, что в банях тех непременно бассейн имеется. Чудно, вроде, в бане и бассейн… Вот и решил – я буду не я, если городской бане удовольствия не получу и в бассейне том не поплаваю. Сказано – сделано! Как наши опять в город на представление цирка засобирались, я первым записался. Как полагается накануне веничек хороший приготовил, бельишко собрал, и наутро к автобусу… Наши, по началу, как меня с веником увидели на смех подняли, решили – выжил старик из ума, если вместо цветов циркачам веник березовый дарить вознамерился. Я им про баню толкую, а они еще пуще заливаются. Только, как поехали – успокоились.

В городе, до начала представления разбрелись кто куда. Кто по магазинам, кто родственников навестить… А я у прохожих про баню выспрашивать стал. Оказалось, что в городе бань не одна и даже не две – много, и что характерно каждая свое название имеет. Про то мне один гражданин поведал. Очень уважительный человек попался. Я не просил, сам до ближайшей бани проводить вызвался, а как дошли, легкого пара пожелал и удалился по своим дела. Очень я ему благодарен остался.

Вхожу я, значится в ту баню, вокруг чистота, порядок, и народу – ни души, даже у буфета никого. Про себя думаю: не очень то городские жители баню жалуют. Да и то сказать, зачем им баня, если в каждой квартире ванна имеется. Конечно, одному мыться-париться скучно, ну да ничего не поделаешь. Гляжу – окошко, касса, надо понимать. Я туда… Там сидит такая симпатичная старушка, сидит и носки вяжет. Увидела меня и улыбается. Улыбаюсь и я, и культурно так обращаюсь к ней: «Как на счет пара, мамаша?» После этих моих слов она враз улыбаться перестала, глазами на меня как сверкнет и шипит змеей: «Слава Богу, говорит, парок, только тебя черта плешивого не только в сыны, а в свекры записать не пожелала бы!» Понятное дело – обиделась. Хоть бань в городе и много, да не уходить же, раз в эту пришел, и снова к ней. « Чертом, говорю, гражданочка дорогая промашка вышла, что без прически остался – верно – годы. Вот и решил на старости лет кости в городской бане погреть. А если за обращение мое вы обиделись, за то извиняюсь». Смотрю, как вроде, взгляд ее теплеть стал. Спрашивает: «Не здешние будете? Приезжие? С периферии?»