Наконец, я ввалился в прихожую, чуть не уронив торшер.

Обозвав хозяина квартиры кретином, который не знает, что торшеры имеют свойство падать, и потому их не стоит располагать на входе, я вспомнил, что сам его туда поставил… Обреченно вздыхая, я присел на корточки, чтобы разуться. Глаза слипались, и я недоумевал, почему ботинки не могут сняться сами.

Их же можно не снимать.

Сонный взгляд упал на разбросанные по полу газеты – которые я собирал в стопку и никак не мог выбросить. Утром надо прибрать беспорядок… Я вновь зачем-то принялся расшнуровывать ботинок.

Из черноты, наконец, стали проступать очертания предметов, раскиданных вещей – крупнее газет и бумаг. Я насторожился. Чутье не дремало, тревога звенела в ушах даже через пелену опьянения. Я попытался встать, но лишь оперся на колено.

– Где она?

Странный голос полоснул по обнаженным нервам. Сердце моментально ускорило темп: творится что-то неладное, прямо у меня перед носом, а я этого не вижу…

Я резко поднял голову, оставаясь по-прежнему на корточках, опираясь руками в пол, ожидая увидеть лишь окна комнаты и дверной проем из прихожей, но передо мной была черная тень – черная, как зияющая пустота. Горло перехватило невидимой рукой ужаса, я не мог пошевелиться, сердце колотилось где-то в животе.

Я не мог даже заорать, чтобы прогнать это жуткое видение.

Но было ли это видением?

– Убирайся к черту, – наконец выдавил я.

Я видел только сгусток мрака, поднявшийся напротив меня. Он казался бесплотным, но это впечатление обманчиво…

– Где она? – повторил он.

Я не мог сказать, был ли его голос реален – он словно раздавался у меня в голове. Голос был странным – противоречиво естественным, не подходящим к пугающему облику. У столба тени загорелись желтые, прожигающие насквозь глаза.

Ладони вспотели. Он не настоящий… Я просто поймал интоксикационный психоз. Все было нереально – словно я очутился в страшном сне.

Я очень надеялся, что вот-вот проснусь, и этого монстра передо мной не будет. Я поднялся на ноги, противостоя головокружению.

– Говори, куда ты ее спрятал?

Теперь его голос был похож на раскаты грома.

– Кого «ее»? Я не понимаю…

Наступив на собственный шнурок, не договорив, я чуть не свалился на пол. Тело меня слушаться отказывалось.

– Ты не заслуживаешь ее, – бросил он.

Плащ колыхался в полумраке.

– А ну проваливай из моей квартиры! Я не верю в чудовищ – значит, их нет!

– Почему нет? – он расхохотался, гротескно, как театральный злодей, потом прервал сам себя и произнес: – В последний раз спрашиваю: где моя скрипка?

Что? Скрипка?!

– Какая нахрен скрипка?! – взвизгнул я, шарахнувшись в сторону, вновь чуть не уронив торшер.

Он прищурил желтые глаза и стал медленно приближаться. Он словно плыл по воздуху: я не слышал его плавных шагов, черная фигура скользила по полу. Тень подошла близко и склонилась надо мной.

Он был выше меня, выше шести футов, черная рука с длинным пальцами потянулась к моему горлу, и я судорожно сглотнул. Я не мог пошевелиться – я ненавидел себя за это, но я не мог ничего сделать.

Вдруг он отдернул руку, и я вжался в стену еще сильней, лихорадочно соображая, что сделать, чтобы этот кошмар закончился. Гость молча смотрел на меня, и от его взгляда мысли путались.

Он говорил что-то про скрипку. Черт возьми, да пусть забирает – если это действительно так, и он пришел за ней, то нужно отдать инструмент этому монстру. Давно уже пора избавиться от жуткой скрипки – она ему как раз под стать…

– Да забирай ты ее, она мне не нужна!.. – выпалил я. – Будьте вы прокляты, ты и твоя скрипка!

Он смотрел на меня, мне казалось, что я вижу кривую усмешку. Доигрался с демонами.