9. Глава восьмая

Глава восьмая

С женитьбой, как можно догадаться, никто не тянет. Я праздную свой маленький триумф под аккомпанемент расчесок, дерущих мои несчастные всклокоченные волосы, и грубые тычки портних, которые подгоняют под мое тощее тело какое-то совершенно невообразимо огромное платье. Никто не считает нужным церемониться со мной, никто не видит ничего зазорного в том, чтобы лишний раз при мне обсудить, как постыдно орала моя мать, когда ее казнили, и что потом сделали с останками моего отца. Наивные мелочные людишки полагают, что дочь Старшей крови можно задеть такими шпильками. Кроме того, понимая, что кое-что у меня выгорело, я вся углубляюсь в обдумывание своих дальнейших шагов. Ведь оттого, насколько последовательна я буду, зависит процент допущенных ошибок. А я никогда не была наивной дурочкой, полагающей, что единичное везение – залог дальнейшего успеха. Напротив, книги по истории наглядно демонстрировали обратное: окрыленный какой-то случайной удачей стратег, как правило, в самое ближайшее время заканчивал свой век заколотым или отравленным.

Я думаю о том, с чего начнется брачная церемония. Никаких пафосных речей, цитирования заветов Взошедших, слез очарованных мгновением девиц и родительских напутствий.

Меня, как породистую кобылицу, приводят в стойло, лишив шанса даже увидеть своего жениха. На голову надевают бархатную маску без прорезей – хвала Взошедшим, хоть не мешок! – и суровый голос священника велит повторять за ним. Все, что я узнаю о своем муже, - лишь что голос у него какой-то подозрительно тонкий и слащавый, а рука мягкая, словно пончик. Можете считать меня больной извращенкой, но, чтобы сдержать разочарованный стон, я всю церемонию предаюсь мечтам о покойнике. Об Ашесе, разумеется, у которого – о, это я знаю совершенно точно! – ладони жесткие и мозолистые, а голос низкий и хриплый. Баллады, в отличие от своего младшего брата, Ашес не пел, зато ежегодно побеждал в Императорском турнире.

Когда служитель объявляет наш союз завершенным и скрепленным, меня усаживают за стол, суют в руку перо с костяным наконечником. Я прокалываю палец и кровью подписываюсь под согласием об отречении от имени и всего имущества в пользу мужа. С горечью приходится признать, что у меня отняли право даже прочесть договор, а сама я не рискую даже поинтересоваться. Боюсь, выкини я нечто подобное - меня ждет бы не Арнинг-Холл, а удавка в ближайшем темном углу.

После пустых формальностей мне снова нахлобучивают маску и, как овцу, ведут какими-то хитро запутанными закоулками. К счастью, судя по запаху, не в темницу. Через какое-то время грубо усаживают на скамью, маску снимают – и я оказываюсь в узкой комнатушке, где кроме меня находится Император, его зло зыркающие на меня советник и трое таумати.

— Ты сдержала слово, а я сдержу свое, - нарочито пафосно объявляет Император Ниберу. – Тебе даруется милость носить имя Йоэль Безымянная.

Он едва заметно кивает таумати за моей спиной, и прежде, чем я успеваю подумать о подвохе, мне ловко заламывают руки, вынуждая опуститься на колени. Третий, без расшаркиваний перед слабым полом, сапогом придавливает мою голову к полу.

— И с этого момента ты, Йоэль Безымянная, становишься собственностью императорской семьи.

Через секунду поганый Высший таумати что-то бормочет – и мою здоровую часть лица обдает сперва обжигающим холодом, а после – убивающим жаром. Надеюсь, хоть у кого-то мой вопль вызовет несварение желудка или заворот кишок, потому что ору я будь здоров. Тот, что вытирал о мое лицо сапоги, не церемонясь, вламывает носком мне в челюсть.