Сердце её колотилось как безумное, пока она едва ли не бегом стремилась как можно дальше убраться от кабинета химии.

Ей сделалось ужасно тошно от мысли, что кто-то мог подозревать её или других девочек. Что действительно убийца мог оказаться человеком из института и дать яд умышленно. А версию со случайным отравлением на уроке химии придумали как наиболее правдоподобную. Вот только с реагентами девушки никогда не работали, да и вообще растительных веществ на занятиях не водилось.

Лиза свернула за угол на широкую лестницу. Стоило пойти в сад и присоединиться к прогулке вместе с остальными, но она была уверена, что у неё всё написано на лице. Ей ужасно не хотелось рассказывать кому-то из одноклассниц об этом разговоре. Или делиться страхами и подозрениями. Да и тетрадь по химии следовало отнести в комнату.

С этими мыслями девушка направилась в коридор жилого крыла, но на полпути к своей спальне оглянулась, потому что услышала за спиной шаги. Чересчур громкие и быстрые для привыкшего к тишине Смольного.

Блондин преследовал её.

– Елизавета Фёдоровна! – окликнул её молодой человек. – Не пугайтесь, пожалуйста. Я вам ничего дурного не сделаю.

Лиза подумала о том, что преступники наверняка говорят своим жертвам нечто подобное. Вряд ли они во всеуслышание сообщают: «Я планирую умертвить вас наиболее жестоким образом».

Однако девушка всё же остановилась и повернулась к мужчине. В этот час жилые комнаты пустовали, но можно было закричать. Наверняка её хоть кто-нибудь услышит. А убегать глупо. Но лучше бы от солнца она взяла с собой не бестолковую соломенную шляпку, а зонтик с острым наконечником.

Блондин тем временем догнал её. Он чуть запыхался. На ходу смахнул упавший на лоб завиток чёлки. И остановился в двух шагах от девушки, после чего отвесил ей короткий полупоклон.

– Вы меня, вероятно, не помните, – отдышавшись, произнёс он и затем представился: – Меня зовут Эскис Алексей Константинович. Я был обручён с Татьяной Александровной Разумовской.

– Отчего же, – Лиза окинула его внимательным взглядом. – Я вас прекрасно помню, Алексей Константинович. Мы встречались весной на Масленицу. И ещё пару раз мы пересекались в родительские дни, когда вы навещали Танюшу.

Вблизи и без присутствия Ермолаева Лизе удалось лучше разглядеть молодого человека. Траурно-чёрный костюм на нём явно был дорогим, но галстук повязан чуть небрежно, а на правом рукаве отчётливо выделялся светлый волос. Лошадиная шерсть, вероятно. Под серо-зелёными глазами пролегли тёмные круги, свидетельствующие о столь же дурном сне, как и у неё самой. В остальном он казался безупречным аристократом со швейцарскими часами на золотой цепочке.

Пристальный взгляд Лизы от него не укрылся. Но истолковал его Алексей Константинович по-своему.

– Не бойтесь меня, прошу вас, – повторил он, подняв раскрытые ладони, холёные и чистые, как и положено доктору. – Я бы хотел поговорить с вами без посторонних, если это возможно. Дело в том, что я давно упрашиваю её светлость Елену Александровну позволить мне короткую беседу с вами, но она не допускает меня. Говорит, что вы всё ещё нездоровы. – Настала его очередь скользнуть по ней взором, от которого Лизе стало ужасно волнительно. – Но, по моему скромному врачебному опыту, с вами всё в порядке. Разве что цвет лица слишком бледный. Скорее всего, из-за нехватки свежего воздуха. – Его губы дрогнули в подобии дружелюбной улыбки. – Так вы позволите мне с вами пообщаться, Елизавета Фёдоровна?

– Мы уже общаемся, – осторожно ответила Лиза.

Она поборола навязчивое желание опасливо попятиться.