Поджимаю губы, вспоминая, что не был на льду с решающего матча с Гарвардом в прошлом сезоне.

– Буду стараться, тренер. Я многое пропустил, но готов наверстать упущенное и вернуть себе звание лучшего нападающего.

– Мне не хватало твоей уверенности и боевого духа, Джеймс.

Киваю и, поправив на плече лямку сумки с экипировкой, неспеша направляюсь к раздевалке.

Я не виделся с командой слишком долго и вернулся в общежитие «Бульдогов» только несколько часов назад. Парней дома не было, и они наверняка даже не знают о моем возвращении. Все, кроме капитана, с которым у нас напряженные отношения после случившегося дерьма.

Выдохнув незнакомое волнение, толкаю дверь плечом и захожу внутрь.

– Привет, парни, – поднимаю кулак на уровне подбородка, осматривая команду, по которой, несомненно, безумно тосковал.

– Пережаренные корн-доги! Малыш вернулся к нам, – присвистывает темнокожий парень по имени Хоакин. Хоакин Кейнджи – наш левый крайний нападающий и просто самый милый парень «Бульдогов», который всегда примиряет команду, как маленьких сопливых девчонок, не поделивших между собой игрушечную помаду. У него есть много прозвищ, но самые популярные – Бискви и Медвежонок. Кейнджи образцовый хоккеист, но это абсолютно не все его таланты. Также сильно, как и стучать клюшкой об лед, он любит танцевать и часто демонстрирует это прямо во время матчей, заставляя нашего тренера разрывать глотку от недовольного вопля. Оказавшись ближе, Хоакин обнимает меня и ударяясь лбом об мой, прищуривается.

– Ты как?

Киваю, стягивая с головы бандану лучшего друга Сэма и убираю ее в потайное отделение сумки.

– Со мной все в полном порядке. Готов надирать задницы и забивать голы, как и прежде.

– Эй, Малыш, я чертовски скучал, – стонет Дарвин Флорес, отталкивая Хоакина и сдавливая меня в братских объятиях. Дарвин – главная задничная заноза, играющая на позиции защитника синей линии. Все наши ссоры с противниками и незапланированные драки на льду и в кампусе происходят исключительно по его вине. У Флореса рыжие волосы, веснушчатое лицо и яркие голубые глаза. Многие преподаватели и девушки считают его гребаным воплощением чистоты и благородства, но на самом деле он настоящий комок ненависти из дьявольского котла, который закусывается даже со своим собственным отражением в зеркале. Мы называем его Тобаско. Это прозвище прибилось к нему еще на первом курсе из-за спора с «Прими-забей». Конечно же он с треском проиграл матерому и опытному хоккеисту в терминологической викторине, за что опустошил целый бутылек острого соуса прямо после часовой пробежки.

– Ты стал еще больше, – болтает он, с усилием приподнимая меня вверх.

– Херня, – улыбаюсь я, отталкивая его от себя. – Я набрал всего двенадцать фунтов.

– Херня? Ты весишь как гребаный катафалк!

– Не преувеличивай, Флорес. Просто придерживаюсь высокобелковой диеты и соблюдаю режим.

– Исключение углеводов из рациона превратило его в зануду, – специально громко шепчет он Хоакину, издавая смешок.

– Сделаю вид, что я этого не слышал.

Обменявшись парой слов и рукопожатиями с остальными парнями из нашей команды, прохожу вглубь раздевалки, по дороге стягивая футболку и расстегивая молнию на джинсах. Отбросив сумку у скамьи, достаю из нее форму, которая пылилась в коробке на шкафу слишком долго. Я не планировал играть в хоккей после потери лучшего друга. Не собирался возвращаться в команду, но лед – единственное, что в прошлом спасало меня от дерьмовых идей броситься под автобус 25.

Первое время я и вправду справлялся. Мне казалось, что я могу быть нормальным и отказаться от хоккея, но каждая новая неделя, приближающая меня к очередному учебному году, словно возвращала меня к тому самому дню, после которого я больше никогда не стану прежним. Я устал врать себе, что хоккей не то, ради чего я дышал большую часть своей жизни и сейчас я достаточно силен, чтобы это признать.