Падение обуви совпало со стуком в дверь. Неохотно подойдя к двери и повернув ключ в замке, она выглянула в коридор. За дверью стоял недавний попутчик. Рыжий.
– Вы даже не спрашиваете – кто это! – он улыбался.
– А вы – это?
– Вдруг это таракан? – он выразительно погладил свои усы.
– Откуда вы знаете? – она вздрогнула, и, оглянувшись, посмотрела на то место, где лежал труп таракана.
– Да я все знаю, как герой Александра Грина.
– Вы что, подбросили мне этого таракана?!
– Эх, молодежь, молодежь. Если бы вы читали Грина, то знали бы, что слова – «я все знаю» – принудительно были вытатуированы у пьяного парня на руке. А он, ни сном, ни духом… Ничего не знал…
– Я только что кого-то убила!
Ирина попыталась пошутить.
– Да, меня, своим незнанием моего любимого писателя, великого Александра Грина, во веки и присно и во веки веков… Аминь…
– Да посмотрите же. Вот.
Она отступила в комнату. Рыжий проследовал за ней.
– Вот, смотрите, полз прямо по моей кровати.
Она подняла кроссовок и показала на пятно останков.
Усатый даже не взглянул на них. Он опустился вдруг на одно колено и, взяв у Ирины ее ботинок, снова протянул его ей.
– Позвольте предложить вам прогулку по вечерней Хургаде. Я уверен, после этого преступления вам не заснуть.
– Засну. Это была самозащита, – она попятилась от него к балкону.
– Ну, как знаете, – он встал и двинулся к двери. – Можете устроить тут молебен по убиенному. Я пойду, пройдусь.
Он уже почти закрыл за собой дверь, когда Ирина кинулась за ним.
– Да, постойте же, я с вами, – она нагнулась, чтобы надеть кроссовок. – Погодите. Второй не найду.
Рыжий стоял по ту сторону порога и улыбался. Она закрыла дверь, положила ключ в карман и обречено зашагала рядом. Коридор по-прежнему был пуст. Они вышли на улицу, так и не встретив никого.
В переулке тоже было совершенно безлюдно, не считая небольшой стайки арабских парней, что с любопытством посмотрели на них.
– Вас проводить? Хотите, мы вас проведем по городу? – дружно заорали они.
– Лучше мы заблудимся и умрем, – пробормотал в усы Рыжий.
Они вышли на оживленную улицу.
– Как хоть вас зовут – то? А то неудобно будет кричать – эй!
– Эй, таракан? Почему неудобно? Сережей меня зовут. Всех людей с такими усами зовут Сережами. А ты – Ирина. Я знаю.
– Откуда?
Ирина внимательно посмотрела на усатого. Он засмеялся.
– Вот только не надо делать умное лицо. Особенно такое. Я просто посмотрел у нашего араба в документах. Раз. Второе. Я слышал, как ты проходила паспортный контроль. Три. Я видел, как в рецепшен заполняли твои анкетные данные. Столько возможностей. Выбирай. Что больше нравится?
Они шли по темным улицам, освещенным то тут, то там вывесками и редкими фонарями. Ветер дул так, что порой невозможно было идти с открытыми глазами. Ирина опустила голову и старалась не поднимать глаз. Но дело было не в силе ветра. Воздух пустыни содержал в себе песчаную взвесь. Песок попадал в легкие, в глаза, забивался под одежду. С каждым порывом песчинки острыми гранями врезался в кожу. Ирина закрыла глаза и остановилась.
– Вот возьми. Очки. Правда, черные. «Но хоть глаза откроешь», —он достал из кармана рубашки солнечные очки и протянул девушке.
– Ха-ха! В черных очках вечером! В темноте!
Она надела очки. Привычные к пустыне арабы, в своих длинных разноцветных хламидах и тюрбанах, с удивлением посматривали на девушку.
– Может мне еще и белую тросточку взять?
– И звонко постукивать ею по мостовой? Да бесполезно. Все равно никто ничего не подаст.
– Такие жадные?
– Да просто нечего. Ты посмотри, куда приехала.
Сергей свернул с центральной улицы в проулок. Пройдя пару шагов, они оказались в трущобах, которые трудно было представить жителям северной страны. Ирина сняла очки. Проулок был завален камнями и хламом. Тут же, в беспорядке, стояли контейнеры для мусора. Горел костер. Жилища трудно было назвать домами. Их вообще трудно было как-то назвать. Полуразвалившиеся постройки, напоминающие гаражи пригородов Москвы 60-х годов, были обитаемы. В проломах, заменяющих окна, висели тряпки, дыры в стенах были кое-как заложены картоном, камнями, и другим подручным материалом. Посреди всего этого разора стоял ослик, прикованный к двухколесной тележке. То ли женщина, то ли мужчина, в длинной красной хламиде и белой повязке на голове, таскал на ней мешки. Мальчонка в белом сидел на тележке и ждал. Сзади, на краях повозки были подвешены баулы.