– Я отлично разбираюсь в кино. Уверен, что был бы интересным собеседником для больных. В университете я посещал дополнительные курсы по истории кинематографа. – похвалился Бернард.

– Вряд ли эти киноленты будут вам интересны, потому что, по большей части, они носят агитационный характер, помогают больным социализироваться. – добавил Франсуа. – Они состряпаны на заказ и на скорую руку, так как финансирование такого кино совсем никуда не годится. Однако со всей уверенностью могу сказать, что эти фильмы создают как раз тот эффект, что мы и запланировали и носят смысл, который мы закладывали в них. Некоторые больные меняются на глазах, но и врачам немного достаётся. Они вынуждены курировать поведение больных и делать отчёты о проделанной работе, отслеживая прогресс в лечении. Иногда кажется, что разница между больными и врачами стирается подчистую.

Рассказ Франсуа прервал шум за углом, который создавался каким-то особо буйным больным. Нельзя сказать, что он особо дебоширил, но хватало лишь только его голоса, чтобы понять, что идёт Доминик. Он ещё был далеко за углом длинного коридора, но невозможно было не услышать, как он горланит какие-то непонятные слова. Доминик переступил порог и завернул за угол, оказавшись прямо посередине коридора, так что свет от окна вкупе со светом от лампы на потолке окутали его с ног до головы, одев в бело-жёлтую шубу из фотонов. Доминик даже передвигался так, что было слышно, как он делает каждый шаг, а каждое его движение превращалось в невообразимый гвалт.

– Ему бы никогда не удалось работать, скажем, шпионом! – про себя подумал Бернард.

Чем ближе Доминик приближался к Бернарду, тем больше он казался. Всё это действие было похоже на то, как огромный паром заходит в небольшую бухту, занимая всё пространство одним лишь собой. Вокруг этого больного крутились другие пациенты, которые не отходили от него не на шаг. Они смеялись вместе с ним, менялись в лице вместе с Домиником и даже иногда составляли одно целое. Но Доминик венчал весь этот перфоманс.

Бернард немного отодвинулся в сторону, чтобы процессия прошла рядом, не задев его, но никто и не думал проходить. Доминик и Бернард обменялись взглядами и в глазах больного были одновременно и испуг и угроза, казалось, что он норовит наброситься на любого, кто не приглянется ему. Больной то и дело выкрикивал какие-то странные слова, созданные им самим. Бернард подумал, что возможно это какой-то иностранный диалект, однако вряд ли это было схоже с одним из известных языков, скорее всё это представляло собой крики портовых чаек, которые увлечённо о чём-то беседовали между собой.

Ситуация стала явным образом походить на абсурд. Доминик стоял в проходе, задерживая себя, Бернарда и всех господ, которые будто на привязи ходили за ним. В такие моменты кажется, что даже атмосфера в помещении меняется на какую-то инопланетную, неприятную и до боли неуютную. Будто неосторожное неловкое движение невпопад может коренным образом изменить все дальнейшие события не в твою пользу. Поэтому Бернард выступил с инициативой. Он глубоко вздохнул, решился что-то сказать, но от напряжения начал немного кашлять. Прокашлявшись и настроив голос он произнёс: «Доброго вам дня, извольте представиться, я новый врач этой клиники!».

– Да что ты такое несёшь! – свирепо ответил Доминик.

Бернарду показалось, что у Доминика практически полностью искажена речь, как будто он научился разговаривать пару лет назад, но, несмотря на это, приноровившись, всё можно было разобрать.

– Когда перед тобой я, ты должен смотреть на меня снизу вверх. Смекаешь? – спросил Доминик. – Думаешь этот тут главный? Главврач? Да кто он такой, если не будет нас, пациентов? Врач без пациентов, как сапожник без сапог. Я если не первый человек в этом богом забытом заведении, то уж точно не второй. Тьфу на вас всех, дай пройти!