Джордж в редакции, работает над материалом, главред Ричард склонился над ним – полчетвертого, они задерживали выпуск, печать, все просрали, и это обойдется в целую кучу денег, – наконец Ричард сказал:

– Напечатаем личные проблемы и преисполненный домыслов. Не будем вдаваться в подробности.

– Почему всегда преисполненный домыслов, а не кишащий домыслами? Почему не изобилующий домыслами? Насыщенный домыслами. Испещренный, усеянный лихорадочными домыслами?

– Бля, да мне похуй, – сказал Ричард. Он трудился над своим сливочным рожком, облизывая его тающие бока, чтобы сдержать неумолимое падение зеленых капель, подчинявшихся гравитации. Мята с шоколадной крошкой. Нью-Йорк: мороженое круглосуточно.

– Давай пиши быстрее, раз уж пишешь, – добавил он. – Печать задерживается, mucho dinero[44]. Эту часть пиши как хочешь. Потом заменю на преисполненный домыслов, и тогда, как сказал один мужик, все будет хорошо, и все, что бы то ни было, будет хорошо[45].

– Это был не мужи-и-ик, – не поднимая глаз, пропел Луис из-за своего стола. – Это была женщинааа, Юлиана Норвичская-а-а…

Но на него никто не обратил внимания.

Утром, когда Анна вернулась, дверь Джорджа была незаперта, было около половины девятого. Скоро ей нужно было отправляться на работу, а чувство было такое, будто она вот-вот сорвется со скалы. Джордж сидел за столом, его стул был повернут к двери. На коленях лежало испачканное подводкой полотенце. Он выглядел совершенно разбитым.

– Где ты была?

– Шла в редакцию, встретила Сьюзен по дороге.

Она уже ступила на скользкую дорожку: камни под ногами были покрыты грязью. Эта картина, как обычно, напомнила ей рассказ отца об отступлении в Корее, зимой грузовики с пехотой срываются с горной дороги, падают вниз с высоты двух или трех тысяч футов, никто не знает, насколько далеко в горах это случается. Ни одной семье не сообщали, что их мальчик умер во время панического отступления, когда грузовик, в котором он ехал, соскользнул в пропасть. Сейчас чувство было примерно таким же: она видела, как скользит все ближе к краю.

Джордж смотрел на нее, ждал продолжения.

– Мы пошли к ней в комнату, накурились, и я уснула.

Пауза.

Он смотрел в стену, теребил полотенце.

– Извини за полотенце.

– Да, что это? – спросил он. Теперь он смотрел на полотенце.

Ее губы уже готовы были сказать, что это подводка для глаз. Что она плакала. Она смотрела на него. Она рассказала бы ему о своем брате, хотела рассказать. Но у него было такой требовательный вид – блядь, блядь, блядь. Значит, не сможет рассказать. Обычно она восхищалась его лицом. А это что? Он выглядел раненым. Озлобленным. Это ее раздражало. Она не была готова к подобным любовным перипетиям. Она даже не подозревала, что не готова, пока не увидела это на его лице. Ей не нужны были эти сентиментальные условности.

– А, отходняк был хреновый.

– Ясно. – Он держал полотенце так, словно в нем были вши. Вообще-то да, были.

– Слушай. Там была не только Сьюзен. Еще был Кит. И у нас был секс. Втроем.

Его лицо. Боже, он выглядел так, будто ему выстрелили в пах. Если у души был пах, она попала именно туда.

Он отвернулся. Повернулся к ней спиной. Она хотела сказать, что он ведет себя по-девчачьи, но тогда откуда в ней это нетерпение? Удивительно, но его реакция привела ее в бешенство. Тестостерон ударил ей в голову в ответ на его женственный поступок – ей хотелось ударить его. Конечно, это было глупо, глупо, глупо. Неужели она думала, что он отреагирует иначе? Она специально хотела уязвить его, так как он дулся, злил ее, и вот она его ранила.

– Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Не поступай так. Со мной