И все же Бентли так и не смог заставить себя поблагодарить Кема за жертвы, на которые тот пошел ради этого. Самой страшной из них была его первая женитьба – злосчастный союз, который спас всех их от финансового краха, но имел губительные последствия для каждого в эмоциональном плане. Кем был вынужден жить с мстительной безнравственной сучкой, которая его презирала. Кэтрин пришлось тоже выйти замуж едва ли не ребенком, лишь бы не видеть этого, а Бентли… что толку повторять, что от него семье никакой пользы. Однако теперь, когда перед ним столь ясно предстала картина прошлого, то, что произошло дальше, начало казаться ему еще более отвратительным. Ему здорово повезет, если не придется в скором времени пожинать плоды того, что сам же и посеял.

Поднимаясь на следующий холм, который он особенно любил, Бентли попытался изгнать из головы подобные мысли. Отсюда, с самого высокого места в округе, был хорошо виден Белвью и дом кузины Джоан во всем его великолепии. Особняк выглядел столь же чужеродным, как меловая глыба посреди Котсуолдских холмов: это тетушка Белмонт всеми правдами и неправдами сумела добиться, чтобы сюда привезли портлендский белый строительный камень, лишь бы соорудить нечто более величественное и уникальное, чем Чалкот.

Джоан говорила, что хотела бы встретиться с ним. Он был не против. Они прогулялись бы по окрестностям, поболтали по-дружески. Джоан обещала поделиться с ним каким-то секретом, но сам Бентли не был расположен откровенничать даже с ней.

Собаки неожиданно выскочили из зарослей малины и помчались вверх, высунув розовые языки и распугивая мирно пасущихся овец. Остановившись на гребне холма, Бентли отвернулся, взглянул на Чалкот, находившийся теперь от него на таком же расстоянии, что и Белвью. Главный дом усадьбы напоминал топаз на подкладке из оливкового бархата. Чуть ниже виднелась церковь Святого Михаила и погост при ней, могильные камни на котором казались отсюда крошечными и незначительными, словно белые крупинки, но незначительными они не были, во всяком случае для семейства Ратледж.

Примерно через неделю после известных событий Фредерика поддалась уговорам Майкла сыграть в багатель. Уинни потащила с собой упиравшихся Гаса и Тео к приходскому священнику на чашку чая, Майкл потребовал оставить его в покое, а Фредерика опять пожаловалась на головную боль. Пока что ей удавалось с успехом под этим предлогом целыми днями не выходить из дому.

– Бедное дитя! – вздохнула Уинни, когда Гас в холле помогал матери одеться. – Надеюсь, ей не придется носить очки: такие частые головные боли могут быть следствием близорукости.

Тео сбежал по ступеням лестницы, на ходу натягивая пальто, и с недовольным видом проворчал:

– У меня тоже болит голова. Может, мне тоже остаться дома?

Уинни шлепнула его по руке лайковыми перчатками, которые как раз надевала:

– Не говори глупости, Теодор! Немедленно садись в ландо! Я не позволю тебе отлынивать от своих обязанностей.

Гас и Тео, хмурые, словно выполняли повинность, помогли матери спуститься с крыльца и, с тоской взглянув на кузенов, уехали. Майкл и Фредерика подошли к игровому столу, и Майкл предложил ей выбрать кий. Каким-то чудом Фредерике удалось загнать в лузу первые шесть шаров, и через четверть часа она обыграла Майкла.

В дверях неожиданно появился дворецкий:

– Милорд, приехал мистер Эллоуз. Проводить его в гостиную?

Фредерика едва не охнула, а Майкл упер кий в носок ботинка и усмехнулся:

– Старина Джонни пожаловал? Как ты думаешь, что ему нужно? Приведи его сюда, Болтон, дадим Фредди возможность порезвиться.