– Не морочь мне голову! – я повысил голос. – Тебя там не было.

– Где? – она решила меня поймать.

– В салоне. И уж точно не у двери. Я пока еще не слепой.

– А вот и была! – она ослабила хватку, чтобы заглянуть мне в лицо. Шнурок, сдавливающий мою шею, на секунду оказался забыт. Я наклонил голову, чтобы посмотреть на руки, и увидел свой ремень. Именно он спутывал их. Не связывал, а спутывал. Она заглянула мне в лицо, и увидела, как я улыбаюсь. Испуг мелькнул в ее взгляде, а в следующее мгновение шнурок снова врезался мне в шею. Она среагировала быстро, но все же опоздала. То, что надо я уже узнал. Как лежит ремень, и могу ли я избавиться от него. Знаете, почему женщин не берут во флот? Они не умеют вязать узлы. Не все конечно. Но надежные, те, которые требуют железной хватки – точно не умеют. Мне повезло, что она не была исключением. Ремень лежал как зря. Одного беглого взгляда хватило, для того, чтобы распутать узелок за десять секунд. Я не спеша поднял свободные теперь руки, и взялся за петлю. Просунул пальцы между кожей и шнурком, и потянул. До моих ушей донеслось сопение. Она упиралась всем телом, пытаясь туже затянуть петлю. Бесполезно. Эти секунды она могла потратить, чтобы подготовиться к защите. А после того, как я убрал ее шнурок от своей шеи, она осталась совсем беззащитной. Вот ведь как получается, отключив меня, она могла бы спокойно уйти. Но ее самолюбие не позволило это сделать, решив поиграть со мной в преступника и судью. Я повернулся в водительском кресле, и посмотрел на нее.

Чертов ремень! Как я не старалась, но так и не смогла надежно связать его руки. Каким-то чудом он отвлек меня, и все-таки сумел выпутаться. То, что он свободен, я поняла слишком поздно. Мне не хватило всего лишь десять секунд, чтобы его снова выключить. А мою петлю, он просто смахнул с шеи, как прилипшую паутину. И вот, я без оружия, наедине с маньяком, да еще и заперта в автобусе. Что же делать? Он медленно повернулся в своем кресле, и, улыбаясь, посмотрел на меня. Я сделала шаг назад, и невольно тоже улыбнулась. Затравленно, может быть даже в последний раз. Через секунду мой подбородок дрогнул, и из глаз потекли слезы. Мне стало жаль себя, и свою жизнь, которая вот-вот кончится. Чтобы причинить хоть какую-то боль своему палачу, я крикнула:

– Я тебя знаю!

Одна его бровь приподнялась.

– Ты еще в школе сюда приходил!

Его улыбка таяла на глазах.

– Ты ходил сюда, чтобы мучить лягушек!

У моего похитителя был такой вид, будто он увидел призрака. Он с трудом выбрался со своего места, и оказался в салоне автобуса. В то время, когда он вылезал из-за руля, я могла бы набросится на него и попробовать помешать ему. Попытаться загнать кулаками и криками обратно на водительское кресло, но что-то внутри шевельнулось, и не позволило так поступить. Может это был синдром жертвы, когда человек каменеет, и не может двинуться с места, а может мелькнувшее нечто в его глазах. То, от чего замирает сердце, то от чего наворачиваются слезы. В его взгляде я увидела затравленного маленького мальчишку. Того самого, со школьных времен. Мне стало безумно стыдно за свою жестокость, за свое поведение. Я вспомнила, как квакала вместе со всеми, когда он проходил по коридору. Вспомнила, как дразнила его, называя французским шеф-поваром. В ответ он никогда не огрызался, а уж тем более не бросался в драку. Он сносил все наши издевки, опустив плечи, и не поднимая головы. Лишь однажды он посмотрел на меня. В тот день я решила отличиться, и поставила ему подножку. Он упал, и какое-то время стоял на четвереньках. Вокруг все кричали, чтобы он не поднимался, а прыгал как лягушка. Тогда он и посмотрел на меня. Больше я никогда его не дразнила. Меня так сильно обжег этот взгляд, что я даже бояться начала этого мальчишку. Дети так устроены, что если объект насмешек никак на это не реагирует, то о нем вскоре забывают. Так и вышло, о его увлечении все забыли. Все, кроме меня. Порой мне даже снилось, что я на озере, а вокруг меня скачут его лягушки. От ужаса я закрывала лицо руками, отказываясь смотреть, но секундой спустя, уже чувствовала их маленькие холодные лапки у себя на ногах. После этого я просыпалась. С криком сбрасывала одеяло и проверяла, нет ли в моей постели лягушек.