– Понимаешь, какое дело… Ваша классная руководительница уверяет, что одним из своих видео вы очень сильно обидели учительницу географии.

– Разве? – Люся наморщивает лоб. – Каким видео?

– Тем, где она умерла и стала привидением.

– А что в нем обидного? – Люся таращится на меня с недоумением.

– Вы показали географичку больной и старой, – пытаюсь объяснить я. – А так нельзя. Нельзя смеяться над чужими недостатками.

– Мы не смеялись. Да и вообще, разве болезни и старость – это недостатки? – Люся округляет глаза. – Вот в носу ковырять – это да, недостаток. И руки о скатерть вытирать тоже. А старенькими все будут, со временем. Это вот совсем не недостаток.

И что отвечать? Я мнусь и кошусь в тарелку.

– Ну… Из вашего видео следует, что географичка при смерти, но таскается на работу.

– Она нас любит, – сообщает Люся. – Вот и таскается. Биологичка так же делает. У нее со слухом совсем плохо, а она на пенсию не идет. О биологичке у нас, кстати, тоже ролик есть, но она вот чего-то не обижается.

Я хватаюсь за сердце.

– Люся, это никуда не годится. Пожалуйста, прямо сейчас позвони Ариане, попроси удалить видео – и о географичке, и о биологичке.

– Но ведь биологичка не жаловалась!

– Она просто еще не видела ваш ролик.

– Видела. Мы его еще в ноябре выкладывали.

– Тем более надо его удалить. Звони Ариане.

Люся кривится, выбравшись из-за стола, уходит в комнату. Не знаю, что она там делает: до меня не доносится ни звука. Возвращается дочь только минут через пять, на ее лице блуждает загадочная улыбка.

– Почему ты не позвонила Ариане? – строго спрашиваю я.

– Я позвонила, но она не ответила.

– Так напиши ей.

– Уже написала. – Люся закатывает глаза. – Она не в сети.

– Когда будет в сети, обязательно свяжись с ней. Надо убедить Ариану все удалить. От этого зависит ваша успеваемость.

– В смысле? – Люся даже рот от удивления разевает.

– Учителя могут начать к вам излишне придираться, – поерзав, предполагаю я. – Из-за обиды. Могут начать занижать отметки.

– Мам, ну ты придумала! – Дочь хохочет. – Глупости какие.

***

Ночью я никак не могу уснуть. Люся бодро сопит на своем диванчике у окна, а я верчусь с боку на бок, как поросенок на вертеле. Меня тревожит предстоящая встреча с психологом. Люся ведь написала в какой-то там анкете, что я ее ремнем стегаю. Вдруг психолог этому поверила? Я понятия не имею, как доказать, что у нас в семье и в помине нет телесных наказаний.

Утром в субботу я встаю совершенно разбитой. Вокруг глаз виднеются темные круги, голова раскалывается. Марк присылает мне картинку с котятами и голосовое сообщение. Спрашивает, как мое самочувствие. Я делаю селфи и высылаю ему. «Бедняга! – пишет Марк. – Выздоравливай». Мне становится грустно. Я ведь ожидала, что мои выходные будут наполнены романтикой, а вместо этого мне надо идти в школу и выслушивать о себе всякое неприятное.

Во всей ситуации радует только одно – то, что Тисецкий обещал не приходить. Мне не хочется снова видеть этого мерзкого бородача. И тем более не хочется оправдываться перед психологом в его присутствии. Он мою дочь выставил крайней, а если услышит о Люсиной анкете, вообще устроит истерику.

Я натягиваю черные брюки и глухой белый свитер, собираю волосы в хвост. Краситься лень, только синяки вокруг глаз замазываю тоналкой. Вместо вчерашнего пальто нацепляю куртку, вместо ботинок на каблуке – обуваю простые, на плоской подошве.

– Ариана удалила канал? – спрашиваю я у Люси перед выходом из дома.

– Нет, – помолчав, признается дочь. – Она еще не читала мои сообщения.

Мысленно чертыхнувшись, я чмокаю Люсю в щеку и тащусь в школу. В груди у меня копошатся дурные предчувствия.