– Ей не нравится любой, к кому не питает симпатии мой дражайший дядюшка. Но я не сержусь: в конце концов, пособие ей платит он.

– Странно слышать, что ты оправдываешь чьи-то поступки деньгами.

– Я не оправдываю, но понимаю. Моя свобода и безопасность тоже полностью зависят от его щедрости. За одним простым исключением: меня не так просто выставить за порог. Придется придумывать объяснения, которые удовлетворят общество… – Она неопределенно взмахнула рукой, намекая: найдутся и прочие сложности. – Дядюшке не нужна подобная головная боль, и пока это так, у меня остается пространство для вольностей.

«Вроде тебя», – не произнесла Энн, но Малькольм услышал. Еще один вопрос, порой терзающий его разум: был ли он для нее лишь способом позлить родню или чем-то большим? И почему это его хоть изредка, но все-таки волновало?

– Ну вот, я тебя огорчила! – Ее пальцы сильнее сжались на его плече, возвращая в действительность.

– Нет, просто заставила задуматься. – Малькольм вновь посмотрел в спину Джинджер, от которой они уже прилично отстали. – Возможно, я был к твоей компаньонке слишком предвзят.

– Ты просто смотрел на нее, исходя из своего положения в обществе. Я давно заметила: если поставить себя на место другого человека, можно быстро проникнуться к нему если не симпатией, то пониманием.

– Так ты поступила и со мной?

Она покачала головой.

– Есть люди, на чье место я опасаюсь вставать.

Интуиция подсказывала Малькольму, что нужно свернуть разговор, перевести на тему более безобидную и приятную. Но любопытство – чувство сильнее благоразумия, в чем они оба уже не раз успели убедиться.

– Почему?

Энн посмотрела на него. Для этого ей приходилось задирать подбородок: она была невысокой, особенно по сравнению с ним. Удивительно, как кто-то столь маленький умудрялся оставаться настолько… заметным.

– Вдруг увиденное мне не понравится?

Они остановились. Малькольм посмотрел в ее глаза, внимательные, изучающие, стремящиеся взглядом забраться ему под кожу.

– Например? – Он сам не знал, почему понизил голос. – Чего ты боишься?

Ее рука соскользнула с его локтя, пальцы вновь провели по щеке. Малькольму захотелось поймать их, прильнуть к теплой ладони, закрыть глаза.

Он ничего не сделал.

– Я боюсь, что ты ничем не отличаешься от других.

Малькольм все же поймал ее руку, прижался сухими губами.

– Обещаю, этого ты не увидишь.

– Спасибо. – Он не был уверен, за что именно Энн благодарит. – А теперь нам нужно идти, иначе на обратном пути Джинджер сведет меня с ума лекциями о том, как должна вести себя юная леди накануне дебюта.

Последнее слово она произнесла будто ругательство, мило сморщив хорошенький носик. Малькольм знал причину: ее дядя рассчитывал, что в новом сезоне Энн, как и полагается, заключит союз с достойным молодым человеком, жизнь с которым, также как полагается, обернется для нее сущим кошмаром. Конечно, самого Малькольма к достойным не относили.

– Надеюсь, ты пропустишь ее слова мимо ушей.

– Безусловно. – Энн фыркнула: как будто она позволяла кому-то навязывать ей свои мысли.

Нет, ею было непросто управлять, как и всякой стихией. Находясь рядом с Энн, Малькольм всякий раз боялся обжечься – он знал, что произойдет, если она наконец-то разгадает его намерения. Достаточно сказать, что больно будет обоим.

– Надеюсь, однажды ты отринешь мнимые правила приличий и согласишься выйти за меня замуж.

Энн остановилась. На секунду Малькольму показалось: он совершил глупость. Поспешил в единственном вопросе, в котором следовало быть осторожным и деликатным, проявить мягкость, а не решительность.

Всю эту секунду Энн не двигалась, только пальцы сжались, подбирая ткань платья. Наконец она повернулась вполоборота и взглянула на Малькольма с жалящим подозрением.