– Не стоит. Это ведь было на двух-трех неделях беременности?

– Да, откуда вы знаете? – она с тревогой посмотрела на Малеева.

– Догадался. На столь раннем сроке внутри вас была лишь молекула, там не было ребенка. Вы поступили… – в этот момент в кабинет вошла мать девушки. Ее большие глаза с нетерпением узнать тайну внезапного стресса дочери, буравили профессора.

– Правильно, – договорил он, поглядывая на девушку, у которой слезы исчезли, словно утренняя роса на солнце.

– Доктор, вы выяснили причину, – спросила мать, подойдя к дочери сзади. Она не видела ее высохших слез.

– Да, и даже объяснил ей.

– Что же вы ей объяснили?

– Ее мучил сон, – он посмотрел на девушку, глаза которой молили его ничего не говорить матери, – страшный сон, где ей снилась казнь.

– Казнь? – с удивлением спросила мать, положив руки на спинку кресла, в котором сидела дочь.

– Инквизиция, средние века.

– Она начиталась исторических романов, – пояснила мать. – Больше на ночь не будешь читать.

– Пусть ваша дочь подождёт в коридоре, – девушка, не поднимая головы, вышла. – Не думаю, что чтение книг вызвало тревогу, ставшую началом стресса, – продолжил Малеев.

– Что же тогда? – спросила мать, больше ожидая от него ответов, чем вопросов.

– Скажите, вы ведь знаете о том, что ваша дочь недавно рассталась со своим парнем?

– Конечно, знаю. Это прохвост и бездельник. Я всегда говорила ей, что из этого ничего не выйдет.

– Вы имеете в виду их отношения? – спросил Малеев.

– Господи, какие еще отношения у двух детей. Это не серьезно. Пусть сперва образование получит, она ведь поступать будет в этом году. Мы с отцом надеемся, что она успешно… сами знаете, как сейчас трудно… А что, с парнем что-то случилось? – вдруг спросила она, о чем-то задумавшись.

– Нет, слава богу, они расстались.

– Я это знаю. И вы полагаете, что моя дочь из-за этого так сильно переживала? Вот глупенькая. Найдет еще сотню других. Но, доктор, вы сказали слово «правильно», когда я входила. Что вы имели в виду?

– Понимаете, как психолог, я должен устранить не то, что воздействовало на нервную систему пациента, а его отношение к этому внешнему воздействию. Сон, который преследовал ее, безусловно, был связан с расставанием. Понимаете, ведь это первое знакомство, расставание…

– Безусловно, она переживает, – согласилась женщина.

– Возможно, ее тяготит вина за свой поступок. Это пройдет, и сон прекратиться.

– Согласна, – она уверенно кивнула головой.

– Поэтому, постарайтесь отнестись к ней теплее, с пониманием, ведь каждый из нас в ее годы испытывал подобную душевную боль.

– Понимаю.

– У нее сейчас гипертония, вызванная стрессом, если она и дальше будет переживать из-за расставания, то может тяжело заболеть, появится неуверенность, мнительность, ранимость, пониженное самоуважение. Поэтому, постарайтесь не говорить с ней об этом парне, который бросил ее, отнеситесь к ней так, как вы бы отнеслись к себе в ее возрасте.

– Хорошо.

– Отвлеките ее чем-нибудь. А теперь идите к своей дочери, она ждет вас, вашей поддержки и понимания.

Когда они ушли, Малеев сел за свой стол, открыл тетрадь и написал: «Психика человека программируется безусловно, то есть без нашего участия. Пациентке 17 лет, она сделала аборт, срок беременности 3–4 недели. После операции ее неосознанно мучила тревога, которая появлялась у нее даже во сне. Какой механизм возбудил в этой молоденькой женщине тревогу, ведь плода внутри нее уже не было? Для чего человеку дано это свойство?…»

Малеев вспомнил любопытного студента, который на последней лекции задал ему вопрос о природе души. Что управляло этой девушкой? Почему она, избавившись от плода, не избавилась от какой-то неясной, мучительной тоски, которая, при долгих воздействиях, могла привести ее психическое состояние к появлению невроза – психическому расстройству, что могло иметь глубинные последствия в ухудшении ее здоровья?