Наступившая тьма не означала мирный сон на боевом корабле. В нем течет жизнь, кипит бдение, испаряются мечты.

Гера оглянулся, не следит ли кто за ним из длинного слабо освещенного коридора и зашел в помещение кают-компании. Находится тут после отбоя, да еще и не по регламенту своей смены – опасная затея. Следующие сутки может статься спать на нарах при гауптвахте. Но аромат оставшихся с ужина котлет манил.

– Завтра на ужин будет гречневая каша. – Сонно пробурчал Юрий, протирая разделочный стол. Этот матрос интендантской службы казался совсем мальчишкой. По его худому телосложению вовсе не скажешь, что порядок на кухне наводил кок. Юрий был парнем чуть выше поварешки, с хитрыми узкими глазками и не слезающей с губ улыбкой. Как обычно насвистывал, прибираясь после ужина.

В столовой к полуночи остался только кок, да забежавший после смены матрос Исаков. Подобная привилегия, прокрасться на кухню после общего приема пищи – дозволена не каждому обитателю лайнера.

Повседневной заботой матроса Юрия Голоцуцкого являлось шуганье от дверей кухни робких бойцов, что надеялись перехватить дополнительную пайку или попросту согреть горло остатками чая. Юре не жалко продуктов, и даже наоборот, обидно за недопитый компот, что придется слить для высвобождения бачка под новые приготовления.

Окрики «жадина» его не докучали. Больнее было, когда Лоб, заявившись с проверкой на кухню и застав едоков не по регламенту, шлепал и самого Юру поварешкой по пятой точке.

«Иди отсюда» – Голоцуцкий махал полотенцем всякому, не вовремя зашаркивающему к обеденному столу.

Сложнее приходилось с крысами. Мохнатые завсегдатаи корабля не боялись ни полотенец, ни криков. Был случай, когда отважному коку пришлось взяться за филейный нож и сразиться с королем крыс, подобно Щелкунчику на Рождественском балу.

Как и положено во всех строгих предписаниях, Голоцуцкий иногда делал маленькие исключения. В круг допущенных к ночному перекусу входила определенная когорта. На корабле матросы являлись друг другу товарищами и братьями. Среди них сложно выделить особенных. Но свыше того существовал не гласный институт землячества. Коллектив из Ставрополья рассредоточился по линкору, выручая друг друга в житейском морском брении.

Из всех земляков ему посчастливилось распределиться поближе к теплому котлу с кашей. Полученное до службы кулинарное образование способствовало тому.

– С рыбными котлетами? – Прожевывая еле теплый ужин, Исаков посматривал на выход с кают-компании. Почудились чьи-то шаги по коридору. Нет, прошли мимо, не застав Георгия за нарушением распорядка дня.

– Котлеты до тебя съели, извиняй.

Гера с тоской подумал, о том, как провожая с призывного пункта на вокзал, бабушка говорила: «Там вас кормить будут по-нормальному».

Юрий не выкидывал остатки с котлов до тех пор, пока не сменится полуночники. Кто-то из ребят, замученный холодным бдением на палубе, то и дело забегал к нему на корабельную кухню, чего-нибудь пожевать. Окошко для выдачи пищи закрывало от кают-компанию самые приятные для уставших юнцов ароматы. В него после вахты, украдкой, стучали морячки. Стоило убрать со столов, начистить котлы, как начинала тянуться вереница «нехватов». Так называли вечно голодных бойцов, прибегающих за дополнительной пайкой. Самообладание поваров в подобные приходы было тверже прикрученных к полу стульев. Единая массивная ножка намертво прицеплена в металлический пол кают-компании. Кругом у столь же надежно прикрепленных столов мягкие кожаные сиденья веяли уютом в одном из приятнейших мест корабля. Со стены нежно улыбался дедушка Ленин, уверяя неокрепшие умы, что тщательное пережевывание пищи приближает страну к коммунизму.