Вначале секретарь донес о том, что власти города закрыли лечебницу и библиотеку, созданные на основе безлюдей. Вместе с письменным уведомлением пришел счет за аренду земли. «Там крупная сумма», – добавил он и посмотрел на Риза почти виновато. Через пару дней в кабинете появилась счетовод – такая встревоженная и растерянная, будто обнаружила на балансе сплошные нули. Этим дело и могло закончиться, поскольку сразу несколько важных клиентов отозвали заказы и потребовали вернуть деньги. Риз распорядился, чтобы все до последней монеты было отдано, и это решение вызвало у счетовода недоумение. Застыв в дверях и прижав к груди расходную книгу, она попыталась возразить, но тут же передумала. Следом за ней, едва не сбив с ног, в кабинет влетела домтер, которая ждала в коридоре и слышала разговор. Привыкшая муштровать безлюдей, она и в жизни испытывала тягу всеми помыкать. От ее властного порывистого нрава Риза не спасал даже статус начальника.

– Так нельзя! – выпалила Илайн с ходу. – Мы уже начали работу.

Закрытие проектов она сочла личным оскорблением и долго возмущалась, что ее труд не ценится. В представлении домтер все обстояло так, будто это случилось по его прихоти.

В отличие от нее, управляющий мельничными безлюдями сохранял спокойствие. Его флегматичный характер позволил смягчить дурную весть до простой констатации факта: работа приостановлена, поскольку причал закрыли на ремонт. Груженые суда оказались в ловушке и не смогли выплыть вовремя. Поставки задерживались, что грозило большими убытками.

Убытки, убытки, убытки… Риз стал слышать это чаще, чем приветствие. Неприятности накапливались, как непрочитанная корреспонденция на его столе. Письма значили известия, а они в последнее время совсем не радовали. Однажды конвертов стало так много, что стопка рухнула, и весь стол покрылся сургучными печатями, точно оспенными пятнами.

Беспорядок на рабочем месте Риза не заботил, поскольку он почти все время проводил в разъездах. Иногда (обычно ближе к ночи) появлялся дома, чтобы немного поспать и сменить одежду. Дни слились в один ночной кошмар. Он и впрямь будто спал: не ощущая течения времени, не замечая ничего вокруг и отчаянно стремясь вырваться из пут тяжелого сна.

Однажды Риз случайно увидел дату на утренней газете и с удивлением обнаружил, что прошла почти половина лета. С того злополучного визита градоначальника минуло девять недель, а неприятное ощущение только усилилось. Теперь Ризу казалось, что он целиком набит слизнями. Потеряв всякий аппетит, он отодвинул тарелку с нетронутой кашей, мысленно извинившись перед Саймоном, чьи старания уже не впервой пропадали зря. Впрочем, обстоятельства все равно не позволили бы ему спокойно позавтракать. Утреннюю тишину нарушила тревожная трель звонка. Очередные неприятности ждали за дверью.

Когда Риз вышел в холл, мажордом уже встретил гостя, и тот нервно топтался на пороге, вертя в руках шляпу. Флинн всегда и всюду носил головной убор, скрывая под ним кудрявую рыжую шевелюру, и наивно полагал, что рыжие брови с ресницами и лицо в крапинку ничем его не выдают. Он не изменял своей привычке до сегодняшнего дня, пока не встретил чопорного мажордома, следящего, чтобы в доверенном ему доме соблюдали правила приличия.

– Риз! – воскликнул Флинн и подскочил на месте, будто в коленях у него стояли пружины. – На фермах проблема. Нужно, чтобы ты взглянул.

Риз не проронил ни слова, хотя мысленно выругался. Не тратя время на расспросы, он решительно направился к двери, гадая, что за проблема потребовала участия домолога.

Все, что касалось физического и ментального здоровья безлюдей, попадало под чуткий контроль Флинна. Во многом благодаря его стараниям им удалось адаптировать безлюдей для проживания. Когда-то он трудился простым врачевателем, дежурил в деревянной будке на пляже, названной пунктом помощи, и спасал тех, кто перегрелся на солнце, наглотался воды или неудачно прыгнул с пирса. Теперь же он следил за состоянием безлюдей, имел личный автомобиль и являлся представителем редчайшей профессии. Врачебное прошлое научило его выдержке и непоколебимому спокойствию, однако сейчас он выглядел встревоженным. По шкале эмоциональности Флинна это значило, что произошла катастрофа.