Адель не могла даже сипеть. Судорога то и дело пробегала по рукам и ногам, в то время как сил совершенно не осталось. Хотелось сжаться в тот комок плоти, который она недавно победила, и просто перетерпеть боль, холод и остальные не самые приятные ощущения. Но Эдвин, то ли не замечая отчаянные попытки уставшей девушки притвориться мёртвой, то ли намерено не обращая на них внимания, подошёл и поднял на ноги, дав опереться на своё плечо.
– Неплохо сработано, Адель. Но обращению с магией тебе ещё стоит поучиться. Глупо было использовать всю силу в одной атаке. Да и взваливать себе на плечи такой поток крови тоже неблагоразумно. Магия усиливает способности, но всё равно зависит от состояния тела, – он продвигался вперёд, болтая так, словно они вместе только что вернулись с бала и обсуждают всё произошедшее. При этом он почти не ступал на левую ногу, а если и приходилось ступать, то не кричал от боли, а громко дышал через зубы, прерывая разговор. Тем временем штанина насквозь пропиталась кровью, и это, конечно, не говорило о том, что волшебник может так беспечно к ней относиться.
– Твоя…нога, – прохрипела Адель, пока взгляд её приходил в норму и начинал вновь фокусироваться на объектах. При этом горло жгло при любом слове так, будто она решила отведать гальки и запить кипятком. Хотя от воды девушка бы сейчас не отказалась.
– Правило любой битвы: если ты ранен, но можешь передвигаться, то следует отступить так скоро, как только это возможно.
– Правило труса, – улыбнулась девушка. Ей почему-то захотелось именно сейчас улыбнуться.
– Правило живого труса.
– Почему ты не использовал некромантию?
– Магия смерти опасна не только для врага, но и для меня. Мне стоило бы завидовать тебе, ведь твоё волшебство относительно безвредно.
– В бездну магию и волшебство. С меня хватит, – проговорила Адель, упирая взгляд в землю, обильно политую кровью. – Уж лучше умереть слабой, чем иметь такую силу.
– Неужели? – фыркнул Эдвин, и девушка подумала, что он остановиться, чтобы рассмеяться ей в лицо, но жажда жить была сильнее, и юноша продолжил идти. – Не хочу тебя разочаровывать, Адель, но сила нужна всем свободным людям. Иначе свобода разорвёт тебя на куски, не успеешь и почувствовать её вкус. Свободу нужно выгрызать, а когда она достанется, то укротить. Слабые не живут на воле.
– Совсем? – девушка удивлённо посмотрела на лицо собеседника сбоку. Волосы его развивались под лёгкими дуновения и ветра, и даже сейчас девушка чувствовала запах похоронных благовоний, исходящий от них.
– Совсем.
Тут маг остановился и заметно напрягся. Адель всё больше переносила вес на собственные ноги, пока не смогла стоять самостоятельно. Лишившись нагрузки, Эдвин будто совсем этого не заметил – он шумно втягивал ноздрями воздух, не отрывая глаз от угла, из-за которого вышли те два чудовища.
Только сейчас Адель в голову пришла неожиданная мысль. Она задалась вопросом: а куда вёл тот кишечник, который торчал из спин многоликого и высокого чудищ? Что-то в ней задрожало то ли в страхе, то ли в предвкушении; она почувствовала, что сейчас узнает ответ.
Из-за угла вышла девушка. На ней было белое, воздушное, почти прозрачное платье, которое казалось каким-то слишком чужеродным для этого места. И правда: на ткани не было ни единой капли крови, ни единого пятна грязи или комка земли; даже вездесущий пепел обошёл стороной это создание, отличающееся от тех существ, что были до этого. Девушка имела русые волосы, заплетённые в косы, вытянутое лицо, чуть узковатый разрез глаз и синевато-красные губы. Она, едва улыбаясь, счастливым взглядом осматривала пришельцев и порывалась словно что-то сказать: предложить чаю, или спросить о погоде. На памяти Адель были такие девицы, и они всегда начинали разговор так. И Адель бы обрадовалась последней выжившей, заключила бы её в объятия, утешила бы бедняжку, выслушала бы страшную историю о том, как все вокруг внезапно стали превращаться в невиданных зверей. И Эдвин бы накормил её вяленым мясом гуся, провёл бы к ближайшему оплоту выживших, может даже предложил бы какую-то более тёплую одежду, которая внезапно отыскались в его дорожной суме. Всё это могло бы произойти, если бы у этого создания кристальной чистоты не был вспорот живот, и если бы она не касалась внутренностями травы.