– Хейл. Я помню ее. – Она кивнула, продолжая держать его за руку.

– Спасибо. Я не хочу, чтобы она канула в Лету. Она этого не заслужила.

Ларк ухватился за медальон с голограммой, пока время пыталось вырвать Хейл из его рук. Оно было бурей, постоянно угрожающей его воспоминаниям. Но Ларк не позволит времени забрать у него Хейл. Она всегда будет в его сердце, и он будет ее защищать.

– Я обещаю тебе, я ее никогда не забуду, – прошептала Рейна. – Каждый вечер я пытаюсь представить себе их лица. Иногда я даже разговариваю с ними… Андромеда. Дафна. Шторми…

Голос Рейны затих, когда девушка произнесла имя матери. И теперь был черед Ларка держать ее руку.

Столько погибших, столько горя.

Они были совсем близко и могли чувствовать дыхание друг друга, крепко держась за руки. Ларк хотел прижать Рейну к себе, но это казалось ему странным. Будто бы он предавал Хейл, чье изображение проецировалось в воздух совсем рядом.

– Шторми уже похоронили? – спросил он осторожно, и Рейна покачала головой. – Тебе не обязательно находиться там в одиночестве, я могу быть рядом, если ты хочешь.

– Я справлюсь. – Ее глаза говорили иное.

– Я тоже так думал, когда хоронили Хейл. – Он покачал головой. – Тебе не нужно быть сильной. Точно не в этой ситуации. Позволь мне поддержать тебя.

– Спасибо. – Рейна смахнула слезу со щеки.

Ларк сжал ее руку, будто мог поделиться с ней своими силами. Силами, которые он и сам в себе едва мог найти.

Рейне было тяжело видеть Кнот, которая принесла им две чашки горячего чая. Они были очень похожи с Ларком: те же пепельные волосы, без смога превратившиеся в медово-золотистые. Тяжелая работа и жизнь в Сером округе оставили свои следы на ее лице и руках. Кнот погладила сына по плечу и одарила его улыбкой. Ларк улыбнулся матери в ответ. Между ними была связь, которую можно было почувствовать. Связь, которая основывалась не на генах, потому что у Рейны и Шторми была такая же. Воспоминания об этом отозвались сильной болью у Рейны в животе.

– Спасибо, – пробормотала она, поднося чашку к губам.

Ей так хотелось, чтобы ее тоже приласкали, ей хотелось подпрыгнуть и попросить Кнот обнять ее и улыбнуться ей так же, как она только что улыбнулась своему сыну.

– Осторожно! Чай все еще горячий, – предупредила Кнот, но Рейна проигнорировала предупреждение. Она позволила воде обжечь ее губы и язык, чтобы почувствовать боль. Это отвлекало ее от более сильных страданий. Это было никогда не исчезавшее пронизывающее чувство, будто в ее сердце был осколок, с каждым ударом все сильнее врезавшийся в ее плоть.

Что она здесь делала? Рейна не знала ответа на этот вопрос. Что-то в доме Ларка притягивало ее как магнит, и, пока она сидела здесь с кружкой горячего чая в руках, она чувствовала себя не так одиноко.

Но, несмотря на то что Ларк был рядом, мыслями он был где-то далеко.

В глубине души он скрывал что-то от Рейны, и по его глазам она понимала, что именно: это была вина.

Но что было у Ларка на душе?

Он уже доказал свою преданность, как сказал Болт. Что такого он сделал для Шипов? Этот вопрос снова и снова всплывал в ее мыслях, но она не знала, может ли она задать его Ларку.

– Ларк, – осторожно начала она. – Что ты должен был сделать для Шипов?

Он вздрогнул, и его глаза расширились от паники.

– А ты как думаешь?

Она почувствовала, как между ними начинает вырастать невидимая стена.

– Ты говорил, что они заставляли тебя делать ужасные вещи. Что за вещи?

– Почему ты об этом спрашиваешь? – огрызнулся он, словно раненый собачий медведь, и Рейна поняла, что задела его за больное.

– Ты не должен говорить об этом, если не хочешь, но иногда разговор о проблеме действительно помогает. Я не буду тебя осуждать. Ты сделал то, что должен был сделать… – Она хотела избавить его от вины, но не видела в его глазах облегчения.