Вокзалов в Бостоне два, Северная и Южная станции – North и South Station. Я и на той, и на другой побывал, и показалось мне, что для ночлега они малопригодны. На Южной станции в зале ожидания пара хороших дубовых скамеек стоит, однако, полицаи вокруг них крутятся, вроде как высматривают что-то, то ли за местными бездомными смотрят, то ли за чистотой скамеек следят, только подумал я, что ночевать на те скамейки я не пойду. Не знаешь ведь, какие порядки в чужой стране насчет туристов за океаном. А на Северной станции так и вообще скамеек нет, чтобы ноги по-людски вытянуть, а только кресла сидячие, железные, неудобные.

Что же касается наших бостонских соотечественников с тридцатилетним стажем за океаном, телефон которых твоя подруга дала на тот случай, что могут приютить меня на пару дней, то пустая затея с ними вышла. Позвонил я им прямо из аэропорта, и ответ мне был пронзительный, как крик петуха: “Вы, Константин, зачем сюда приехали? Америку покорять? Вот и покоряйте, а нас, скромных беженцев из вашей Империи Зла, не беспокойте”. Хотел я им на это возразить, что за тридцать лет от Империи Зла только монументы вождям-императорам на горстке площадей остались, да не стал бывших узников совести разговорами о других берегах беспокоить. В конце концов, не много человеку надо удобств на ночь, а тем более на заработках за океаном.

И тут мне с ночлегом, и одновременно с питанием неожиданно повезло. В той студенческой гостинице я познакомился со студентом из Греции, который приехал в Америку к своему дяде, епископу в Нью-Йорке, а когда я сказал ему, что русский, то он посоветовал мне поехать в местный православный монастырь, в котором можно, как это у них называется, “жить пилигримом”. Сам он в том монастыре не раз останавливался, когда в Америку приезжал. Правда, за пилигримство это, то есть за койку и постель, в монастыре нужно молиться по пять часов в день, такой у них православный режим, а потом на кухне помогать, но ведь так и в Библии сказано – кто не работает, тот не должен есть. К тому же в монастыре и компьютеры есть, и Интернет, и даже на одном из компьютеров русская клавиатура имеется. Так что пока монастырский режим мне позволяет, пишу тебе “электронное” письмо в промежутках между молитвами, хочу поделиться с тобой первыми впечатлениями о земле обетованной. Ты же, как только прочтешь его, черкани строчку. Когда будет еще у меня возможность на Интернет выйти, я не знаю. Один раз мне разрешили в монастыре Интернетом побаловаться, и один раз ответную почту проверить. Сказали, впрочем, что в Публичной библиотеке тоже Интернет есть, но когда я до того Интернета доберусь, это еще вопрос.

Сначала несколько слов о славном, и, как я из туристического проспекта узнал, первом американском городе. Бостон город небольшой, но исторический, с трехсотлетними домами, газовыми фонарями и небоскребами – каждый сверчок знай свой пятачок. Домам в самой старой части города, которая называется “Beacon Hill”, Холм Бекона, или Бэкона, один черт, по триста лет, а некоторые сложены из таких гранитных глыб, что простоят, верно, не меньше пирамид Хеопса, только сантехнику меняй. В других домах кирпичик к кирпичику так приложен, что кажется, лезвие бритвы между ними не просунешь. Сам город лежит на трех холмах, то есть лежал когда-то, потому что теперь от тех холмов только один холм остался, самый высокий, “Beacon Hill”. В центре города находится парк – “Boston Common”, в переводе Бостонское Пастбище. Парк этот, действительно, вроде как пастбище и есть, очень похож он на огромную лужайку с трехсотлетними дубами, вязами и аллеями с именными скамейками. Ты не поверишь, что здесь на некоторых скамейках таблички прибиты в память того-то и того-то, и даже на земле мемориальные таблички вкопаны под дубами и вязами. Забавные есть таблички. Например, “Место Великого Вяза” – “Site of Great Elm”. В ней строчка: “Здесь собирались сыновья свободы”. Место это историческое. Стоял на этом месте в прошлом веке огромный вяз, которому уже тогда было несчетно сколько лет. И на том вязе квакеров вешали, по-нашему диссидентов. Инакомыслящих, то есть. Причем так вешали, чтобы в последнюю минуту они обозревали воду Лягушачьего пруда – это на Пастбище тоже историческая достопримечательность, мелкий пруд, в котором раньше лягушки квакали, а теперь его дно забетонировано. Так и называется – Frog Pond. Ходил я по пастбищенским аллеям, и вдруг слышу церковный бой. Знакомая какая-то мелодия, думаю. Прислушался и уловил, что первые аккорды того церковного боя ни дать ни взять – “Боже, царя храни”. Удивился, конечно, но потом подумал, а чему, собственно, удивляться? Наверное, мастер тех часов русские корни имел, и, стало быть, ростки те корни дали соответствующие.