– Ты переходишь границы! – дергаюсь, вырываясь, и чувствую, как от горечи заканчивается воздух. Хочу выйти из комнаты и покинуть этот дом. Плевать, что я пьяна, и мы за городом. Не пропаду.

– Стой! – он хватает меня за руку и вновь тянет на себя. – Останься. Я не беру женщин силой, они сами мне дают все, что я хочу. Я не трону тебя больше, можешь закрыться, – говорит он, отпускает меня и быстро выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь.

Запираюсь, падаю на кровать, глядя в красивый глянцевый потолок. Что это сейчас было? Ненормальная реакция на этого мужчину. И она мне не нравится. С такими, как он, лучше не иметь никаких дел, обходя стороной. Такие считают, что им можно все, а то, что нельзя, они купят. Пресыщенные жизнью и не привыкшие к отказам. Но дело в том, что им быстро надоедают дорогие игрушки, и они покупают себе новые. А я не хочу продаваться даже задорого. Все, что я хочу, это жить своей простой серой жизнью, чтобы меня никто не трогал.


***


Не помню, как уснула, не заметила, как отключилась. Но, как ни странно, спала я хорошо. Проснулась рано, но отдохнувшей. В первые секунды пробуждения мне даже показалось, что у меня все хорошо, пока не потянулась и не ощутила, как от потасовки с Сашей болят мышцы и щека.

Быстро принимаю душ, а когда сушу волосы перед зеркалом, понимаю, что ситуация со щекой ухудшилась. Если вчера ссадина и следы на шее были просто красные, то сейчас они посинели, и замаскировать их уже не получится. Вздыхаю, одеваюсь и зачесываю волосы назад, в надежде покинуть этот дом, пока все спят.

Выхожу из комнаты и тихо спускаюсь вниз. Моя сумка где-то в беседке, и я надеюсь, что она до сих пор там, и мне не придется ее долго искать. Но уйти незамеченной не удается. Я почти сталкиваюсь с Тимуром, с большой кружкой кофе он выходит их кухни. На нем белоснежная толстовка с черной надписью, и эта белизна контрастирует со смуглой кожей. Он свеж и бодр.

– Доброе утро, Лиса, что так рано? – спрашивает он, улыбаясь, но улыбка постепенно сползает с его лица. Взгляд становится темнее, челюсть сжимается, и он хватает меня за подбородок, поворачивая щекой.

– Что это?! – зло спрашивает он, вводя меня в ступор.

– Упала в душе, у тебя там скользко, – резко отвечаю, пытаясь вырваться.

– А синяки на шее тоже от падения? – спрашивает он, сжимая пальцы на моих скулах, словно злится.

– Ты сейчас тоже оставишь синяки на моих скулах, – дергаюсь, вырываясь.

– Кто это сделал? – спрашивает так, словно имеет права, и я должна перед ним отчитываться. Какое ему дело?!

– Я упала! – проговариваю, ему в лицо. Пытаюсь обойти Тимура, но он преграждает мне дорогу.

– Люди убегают только тогда, когда им нечего сказать.

– Все правильно, мне нечего сказать, – отвечаю, глубоко вдыхая.

Ощущаю аромат Тимура и ловлю себя на мысли, что мне хочется вдохнуть еще раз. Провести носом по его шее к скуле и уколоться аккуратно окантованной щетиной. Черт, сумасшествие какое-то. Он ведет себя так, словно я ему что-то должна, а я почему-то проецирую эту роль на себя.

– Ну хорошо, значит, упала, – задумчиво соглашается Тимур. – Люблю пить кофе в утренней тишине на свежем воздухе. Когда я здесь, то постоянно пью его в беседке, даже зимой. Но моё утро может стать идеальнее, если ты разделишь его со мной, – его голос немного теплеет, а черты лица смягчаются, только взгляд по-прежнему цепкий.

– Как вы красиво меняете тему, Тимур… Простите, не знаю, как вас по отчеству.

– Русланович, – ухмыляется он, берет с кресла серый мужской жакет и накидывает мне его на плечи.

– Ты еще и галантен, – иронично произношу я.