Мама давно привыкла к моему странному замкнутому характеру и предпочитала не лезть ко мне с расспросами. Так что я в назначенный день пришла на вступительный экзамен в институт, прошла в аудиторию и ждала своей очереди, чтоб вытянуть билет. Народу было целое море, все переживали, суетились, стоял гул до тех пор, пока не вошли экзаменаторы, тогда уже воцарилась торжественная экзаменационная тишина. Секретарь пошла по рядам со стопкой билетов и предлагала вытянуть каждому любой. Когда она подошла ко мне у нее из стопки выпал билет, она на него нечаянно наступила. Я наклонилась и подняла его. Секретарь хотела забрать его, но я не отдала и сказала:
– Оставьте, он сам меня выбрал.
Секретарь посмотрела на меня удивлённо, но ничего не ответила, просто продолжила свою работу.
Билет оказался для меня простым, все темы я знала очень хорошо, так что написала все подробно и с примерами, я осталась довольна и была уверенна в хорошем балле.
В день вывешивания списка поступивших, мама спросила меня:
– Почему ты не идёшь в институт, сегодня же списки повесят, хоть узнаешь поступила или нет, надо же определяться уже с твоим будущим.
– Я знаю что поступила, меня зачислили в первую группу, попозже поеду, когда расписание занятий будет известно, – спокойно ответила я.
– Ты порой меня пугаешь, не пойму откуда в тебе это, ладно я после работы заеду посмотрю списки сама, – сказала мама и лишь печально покачала головой.
Я чувствовала себя неуютно, я была для неё проблемой, бедовым ребенком, вроде как не хулиганила, но заставляла ее нервничать из-за своего характера.
В институте учеба мне давалась с трудом, теория был явно не мой конек, но в практике я могла полностью развернуться. Стоило мне увидеть пациента, как я моментально понимала что с ним не так и как это исправить. Преподаватели вскоре начали меня называть ходячим МРТ и периодически устраивали мне проверки разного вида, чтобы понять, как это я проделываю, не хитрю ли.
В больнице я пропадала сутками, мне нравилось помогать людям, а когда у меня ещё и получаться стало, то я будто бы не уставала даже, а наоборот набиралась сил от каждого выздоровевшего пациента.
Коллеги врачи приглядывались ко мне, сначала с недоверием, потом с удивлением, которое быстро перешло в чувство страха, меня снова боялись, но уже иначе бойкотов никто не объявлял, даже общались сдержанно вежливо и при крайних случаях с пациентами могли и совета попросить, но на вечеринки не звали и, в целом, на другие темы кроме работы никто не пытался со мной заговорить.
– Мариночка, вы умница, таких талантливых врачей очень мало, но поймите меня правильно, я не могу назначить вас заведующей отделением, вы как личность крайне асоциальны, вас же бояться, не самая лучшая психологическая атмосфера воцариться при таком руководителе. Вы уж меня простите великодушно, – в сотый раз пытался извиниться главный врач больницы.
Это происходило каждый раз как увольнялся очередной заведующий отделением и ему вновь приходилось подбирать кандидатуру на эту должность. Почему то никто не прижимался заведующим, выдерживали не больше полугода и сбегали. Причина лично мне так и не была понятна.
– Степан Григорьевич, вы же знаете, что я не хочу быть заведующей, так что не переживайте по этому поводу, я лучше пойду к пациентам, с вашего позволения, – каждый раз я отвечала одно и тоже главному врачу больницы.
А что мне ещё оставалось сказать, я и правда не горела желанием заниматься административной работой, меня все устраивало и так.
– Марина, почему вы за все эти годы ни разу не спросили почему вас бояться? – вдруг задал вопрос Степан Григорьевич, когда я уже практически была у двери его кабинета.