– Тоже мне чуйствователь! – сказал он с презрением в голосе. – Всё просто!.. Весь мир насилья мы разрушим!.. Отнять и поделить!.. Тащить и не пущать!.. Чего тебе ещё надобно, старче?

Я промолчал, Гавгамел слишком утрирует, чувствуется, что и сам в ловушке, из которой давно не видит выхода, разве что воскрешение предков что-то изменит, чем-то наполнит нашу чересчур счастливую и слишком уж беззаботную жизнь.

Казуальник проворчал:

– Сам ты старче. Я, кстати о крокодилах, на три месяца тебя мудрее, хоть и косишь под седовласого Илмаринена. Согласен, сингуляры устроили всё так, что нам достаточно повелеть, и это всё появляется. Скажем: «Воскресить Наполеона!», и вот он перед наши ясны очи, хоть у тебя всегда мутные, как у пьяного осьминога.

Гавгамел прервал с тяжёлым подозрением:

– Тогда в чем проблема?

Казуальник ответил с нажимом старой цитатой:

– И говорила шепотом: «А что потом, а что потом?». Куда мы его после такого триумфального возвращения с острова святого Харона?

– Главное, – напомнил Гавгамел древнюю истину, – ввязаться в драку! А там будет видно.

На минуту стало тихо, слышно как за тысячу километров Явтух скребёт всей пятерней в затылке, унаследованная привычка от холмогорских крестьян, Новак сопит и что-то бурчит под нос, но и сам не знает что, иначе бы система трансляции воплотила в ясные и четкие слова.

Наконец с той стороны планеты донесся гулкий, словно из дупла столетнего дуба, голос Тартарина:

– Соберемся вживую прямо в этом Институте Воскрешений. Или как его назвал Маяковский?

– Институт Всемирных Воскрешений, – подсказал Гавгамел.

– Во-во, звучит! – ответил Казуальник. – Что значит величайший поэт вселенной, как определил Иосиф Виссарионович. Трибун!

Гавгамел уточнил:

– Разве трибун не Горький?

– И Горький трибун, – подтвердил Казуальник уверенно. – Хотя Горький буревестник-трибун, а Маяковский… просто трибун, зато с прописной! Через час соберёмся, хорошо?

– Через полтора, – предложил Гавгамел и пояснил: – Кое-какие дела доделаю…

Казуальник фыркнул, какие могут быть дела с приходом бессмертия в наш мир? Живём и не знаем, чем заняться, да и не хотим. Бездельничать так прекрасно, разве не о такой жизни мечтали лучшие умы человечества?

Я уже раскрыл рот, чтобы продублировать мыслесвязь, дескать, хорошо, через час, но в наши вялые мысли ворвался возмущённый голос Южанина:

– Вы чего, обалдели?.. Вот так сразу?.. Нет уж, давайте, как взрослые люди. Ровно в это же время, но завтра!.. Завтра – это не с бухты-барахты. Завтра – это солидно. За ночь что-то придумается ещё! Такое обдумать надобно!

Неожиданно услышали далекий и очень задумчивый голос Ламмера:

– Он прав, лучше завтра. Ночью приходят очищенные от суеты мысли… Мне раньше только бабы снились, а теперь всё о духовности, Отечестве, благе простого народа…

Я сказал с неохотой:

– Хорошо, завтра. Но чтоб всё вживую! Без всяких там аватарей и глюкощупов!

Связь отрубилась моментально со всеми, исчезли даже Гавгамел и Казуальник, Комната без их голосов показалась особенно пустой, хоть и не пустая, но визуально пустая, не люблю лишнего, особенно в эру доступности всего и сразу.

Сзади неслышно, но для моего объёмного зрения зримо подкатил стул, я опустился на сидение, что сразу подстроилось под мои ягодицы.

Поговорили, называется. Что-то в самом деле вкось и вроде бы даже на спуск с нехорошим ускорением. Не таким представлялся в далёком прошлом веке этот волнительный момент. А сейчас растёт странное ощущение, что все только и стараются, как бы отложить сам процесс воскрешения.

Почему? Все-таки так ждали, так ждали. А когда пришло, почему-то подрастерялись, будто всё как снег на голову с высокой крыши. Хотя, с другой стороны, конечно, неожиданно. Как всё в нашем ускоряющемся мире.