– Интересно, а кто ты по профессии? – поинтересовался Сергей, вяло переворачивая грибы в тарелке. – У нас уже имеется: А – один безработный, – кивок в сторону нарика, деловито помахивающего жующей головой, – Б – один учитель, – в этот раз это относилось к обжоре, – и В – один продавец, – в этот раз жест отсутствовал, всё и так было понятно.

– А ещё у вас имеется слесарь, который чрезвычайно хочет жрать, – рассеянно заметил я, перелистывая глянцевые листы меню, – чем он сейчас и займётся.

Никто не возражал. Нарик блестел от жира, запихиваясь очередным окороком (да сколько же в него влезет?!), Юра подвинул к себе одну из множества тарелок, окружающих его, и почти утонул в её белёсых недрах, а Сергей, пожав плечами, вернулся к своему неторопливому общению с грибами.

Когда первый голод оказался утолён, и я даже смог ощутить вкус поглощаемых мной блюд, мозг нехотя отключился от своего вкусового рецептора и подключился к остальным органам чувств. Вполне возможно, они смогут передать что-то не менее интересное. Люди, сидящие в зале, очевидно, являлись владельцами транспортных средств, виденных мной на стоянке. Столики у окна были заняты все до единого. За соседним с нами столом сидели четверо парней в дутых болоньевых куртках и оживлённо обсуждали, насколько мне позволил различить слух, плохое поведение какого-то детектора. Следующий предмет столовой мебели оккупировали трое крепышей, в одном из которых я опознал бритого Шведа. Его лысая башка сияла даже в полумраке тёмной кафешки. Сквозь негромкую беседу «болоньевых» учёных то и дело прорывались возгласы: «А я его как подрежу! И тут коробка полетела!» Не требовалось особого ума, чтобы догадаться, чем именно зарабатывают себе на хлеб эти трое.

Последний столик прятался в сумраке, и людей, сидящих за ним, я узнавал с огромным трудом. Лишь по исполинской фигуре (не каждый день встречаешь человека таких размеров) я смог идентифицировать Зверя, забившегося в самый тёмный угол. Тусклый луч светильника выхватывал лицо его соседа – это наш руководитель. Он что-то объяснял тощей девице, сидящей рядом так, словно ей кол в задницу вставили. Кажется, это была та вобла, которую я встретил перед самой посадкой в машину. Гладильная доска, похоже, пыталась возражать, но Теодор всякий раз останавливал её коротким подъёмом руки и продолжал говорить. Последним из этой четвёрки был парень явно ростом с меня, но почти в два раза шире. Он что-то уверенно втолковывал Зверю, постукивая рёбрами ладоней по столу, и гигант размеренно кивал, соглашаясь со сказанным.

– Эта баба с парнем, сидящие за крайним столиком, – сказал внезапно Сергей, глядящий в ту же сторону, куда и я, – весьма неприятные личности, возможно, наёмники.

– Наёмники? – Нарик оживился, вытирая рот грязной ладонью. – Я столько наёмников знаю! Да я сам в Чечне кантовался! Ух мы там черножопым набили! У меня дома «стрингер», в натуре, лежит, из него только пару раз стрельнули.

– С чего ты взял? – спросил я, игнорируя бредовую речь обдолбыша.

– Говорят, – пожал плечами Сергей. – Одно дело – дешёвый базар о «стрингерах»…

Нарик тускло посмотрел на него, пытаясь понять, не в его ли огород камень.

– …И совсем другое, когда люди очень тихо обсуждают, кому в последний раз недоплатили и сколько надо было сдать ушей полевому командиру, чтобы он не наколол их на бабки в следующий раз.

– Странно, почему они вообще обсуждали подобное в нашем присутствии, – оторвался от тарелки вроде бы насытившийся тощий Юрик. – У меня лично возникло ощущение, будто им плевать на нас и на то, что мы можем услышать. Как в Древнем Риме, когда хозяин выходил голым перед рабами, не интересуясь их мнением на этот счёт.