4 июня. По всему крыльцу были рассыпаны семена дикого огурца. Мама и сестра большую часть дня провели на кухне, потому что именно напротив неё была деревянная дверь, ведшая к бабуле. Елена Прекрасная всегда знала, что её бабушка любит, когда ей гладят ноги, и потому очень часто она занималась именно этим и проводила с ней время. Ф. смотрел всё ту же телепередачу. Ему совсем не хотелось, чтобы его отрывали, но в какой-то момент мама позвала мальчика, сказав, чтобы тот поздоровался с бабушкой. Цвет её лица целиком совпадал с цветом её вьющихся волос. Она лежала в шерстяном пледе, смотрела куда-то в потолок и совершенно не замечала правнука. Решительно нельзя сказать, что её небная занавеска была поднята, воздух проходил в ротовую полость, а размыканные смычки происходили резко и напоминали хлопок. Нет, она просто часто дышала и при этом улыбалась. Мама сказала: «вот, бабуля, это Ф.», после чего отослала сына в гостиную. Спустя несколько минут в гостиную вошла заплаканная Любовь и села перед братом на колени. Видимо, за время, прошедшее с момента попытки выбросить иконы, Ф. с такой охотой позабыл об этом случае, а душа его так сильно стала напоминать запылившийся плафон, что он, будучи не привыкшим выносить слёзы, сухо ответил: «Твои слёзы совсем ничего не изменят». Любовь подняла на него заплаканные глаза и продрожала: «Из-за чего, ты думаешь, я плачу? Она умерла. Ты до сих пор этого не понял?». Любовь вышла. Ф. выключил телевизор и снял утончённые очки. В смерти нет ничего утончённого, пред её лицом все становятся детьми. В комнату, которая стала напоминать мебелированное подобие прежней жизни его семьи, вошла Елена Прекрасная, разразившаяся рыданиями. Ф. увидел маму не сразу: для него её фигура была постфактум наложенной на теперь уже плоский интерьер. Фокус мальчика сбился, в глазах двоилось. Ф. только-только потерял любимого человека, а его мама наверняка забеспокоилась о том, что тот испугался. Он был готов, но не знал, к чему именно. Он был уверен, что никогда не узнает, что такое смерть. Он не ошибался. Смерти для него не было.

Тем не менее и он заревел, и весь налёт его зрелости вдруг растёкся по его щекам. Мама пыталась завести его в комнату с бабушкой для того, чтобы посмотреть на неё, но он упорно отказывался, потому что не хотел плакать ещё больше. Прекрасная Елена уверяла его, что бабуля такая же и совершенно не изменилась, и не соврала. Она действительно была такая же – легкая, молодая и мудрая даже в свой смертный час. Все вышли. Ф. пытался успокоить свою маму. Она позвонила Кириллу и сказала: «Приезжай, всё, она уже не дышит».

Вечером приехали люди из похоронной службы. Лампы восковым сиянием освещали комнату бабули с дедулей, как называла их Елена Прекрасная. Семье дали всего несколько минут на то, чтобы попрощаться. Родственники много сказали о том, как её любят. Больше всего сказала мама. Ф. не помнил, что именно было сказано, но в последнюю минуту она погладила ноги своей бабушки. Бабушку унесли, а правнуку было оставлено странное для него чувство пустой постели, где он то просыпался, то засыпал с уверенностью в том, что через несколько мгновений он услышит белое дыхание, направленное к тёмно-синей чашке с золотыми разливами.

Пришла пора вернуться в декорации церкви, которой заканчивается всё. Ф. впервые попал на отпевание. Он считал себя обманутым, потому что в этот солнечный день судьба привела его сюда, в тесное помещение, где будет похоронено его детство. Гроб стоял возле святейших образов. В часовню вошёл священник, но на него будто бы никто не обращал внимания до тех пор, пока он не начал панихиду. Все смотрели в лица, и одному Богу известно, кто в какое смотрел. Ф. посмотрел в лицо смерти, которую ощутил именно в момент отпевания, и чуть не упал в обморок. Когда её хоронили, мальчик заметил только прадедушку, потому что тот, неожиданно для Ф., плакал и, оперевшись на тросточку, тогда склонившую голову, иногда всхлипывал: «Лена! Лена!».