– Рождество!

Наталис подняла свои большие округлённо-удивлённые глаза. Из-под очков они казались двумя бездонными колодцами. И быстро-быстро заморгала.

– А чем ты занимаешься в свободное время?

– Я играю в группе, точнее пою, и ещё я пишу песни, – добродушно ответила Наталис.

На их начавшийся диалог никто из компаньонов почему-то не обратил внимания.

– А про что песни, если не секрет? – слегка повеселев, спросил Нечаев.

– Песни про мой внутренний мир. Просто на самом деле никто не может меня понять, и об этом я пою.

– Ну я же тебя сейчас понимаю.

– Хи-хи-хи-хи! Глупышка! Ну ты же не знаешь, что у меня внутри!

– А ты поделись!

– Нет.

– Почему?

– Потому что ты не поймёшь.

– То есть ты мне не расскажешь, потому что я не пойму, но поёшь про это песни? – уже не с таким весельем спросил Нечаев.

– Да.

– Тогда, может, спой мне?

– Хи-хи-хи! Я так не могу.

– Почему?

– Я не могу петь где попало и когда попало.

– А где же ты можешь петь? – не унимался Нечаев.

– Ну… – задумалась Рождество. – На концертах.

– То есть узнать и понять, что тебя гложет изнутри, я смогу, только побывав у тебя на концерте?

– Угу, – быстро закивала Наталис.

– И когда ближайшее шоу?

– Через полгода.

– То есть все эти полгода я не буду знать, что тебя изнутри коробит?

– Получается так.

«А оно тебе надо?» – послышалось в голове у Нечаева. И он замолчал. «А действительно. Оно мне надо? Мне с ними в тыл к узкоглазым не лезть. Что я всё про узкоглазых? Наверное, это всё пиво. Так, хватит. Я пришёл отдыхать. Вот и буду отдыхать. Пить пивко и слушать, что они говорят, иногда буду говорить что-нибудь в тему». На радость Нечаева, спустя три бокала разговор в компании всё-таки начал пробиваться. Лица его компаньонов веселели, и они начали говорить на непринуждённые темы. В основном про работу. В целом только про работу они и говорили. Они шутили про работу, говорили, что работа их достала. Аппий утверждал, что поработает ещё три дня и уедет на Москву. Стан говорил, что, несмотря на всю тяжесть официантской доли, он будет работать в «Майами» как можно дольше. Наталис же говорила, что эта не работа, а тюрьма. На вопрос Нечаева, где она работала до этого, она ответила, что вообще не работала. Воскресение же на всё только материлась. Позже Сергей узнал, что она с района «Химмаш» и у них там все так разговаривают. Причем как взрослые, так и дети. На маты Нечаев старательно пытался не обращать внимания. Не всегда получалось, но тем не менее. Больше всего ребята жаловались на то, что в те дни, когда директор в комплексе, им не удаётся нормально посидеть на стульях. И это бывает порой смертельно невыносимо. Ещё из разговора Нечаев узнал, что самому старшему работнику в комплексе 23 года. Директор против того, чтобы кто-то из персонала заводил отношения личного характера на работе. И выгонит сразу всю пару, если узнает про таковых. Про то, что все поварихи откровенные потаскушки, а особенно одна из них, Жемчужина, которая сейчас стала младшим помощником администратора. «Что это за имя – Жемчужина? – удивился Нечаев. – Цыганка что ли?» И, в общем, эта Жемчужина была ещё та дрянь и давала практически всем. Причём только коллегам. «Надо с ней познакомиться,» – решил Нечаев. «Не, ну просто, может, они наговаривают зря на человека», – оправдывал себя Нечаев.

В целом всё шло мирно и непринуждённо. Стан подносил пиво. Все пили и пьянели, соответственно. Пьянел даже сам Нечаев. Он даже не заметил, как в его руках оказалась сигарета, и он ей дымил. Все остальные продолжали шутить и смеяться с курьёзных случаев на работе. «Интересно, – пытливый ум Нечаева не давал полностью погрузиться в атмосферу веселья, – зачем собираться в выходной день с коллегами и говорить про работу? Неужели нет других тем для разговора?» Но сам он не пытался поменять тему. Так продолжалось несколько часов подряд. Нечаев уже начал подумывать, что не так уж и плохо он провёл сегодняшний вечер, как вдруг Стан громко предложил: