Чем больше они так сидели и ковыряли в своих уже пустых тарелках, тем больше он бесился. Не выдержав, с грохотом отставил от себя остывший несладкий чай и протянул ложку к сахарнице. Медленно понес ее через весь стол, намеренно просыпая сахар. Наконец услышал желаемое:

– Ты же знаешь, я терпеть этого не могу! Ну, неужели нельзя пододвинуть к себе сахарницу. Каждый день одно и то же.

– И это все, что ты можешь сказать? – завелся он с пол-оборота. – Это все, на что ты способна? – добавил в возмущении.

– А на что способен ты? – тоже завелась она. – Я не так много у тебя прошу. Но, такую мелочь – не просыпать каждый день сахар на стол – неужели так трудно это сделать? Ты способен хотя бы на это?

– Я способен? – возмутился он. – Это единственное, что тебя волнует? Если бы не этот чертов сахар, ты вообще не замечала бы меня. Или я неправ? Почему только негативная реакция на меня! – негодовал он. – Я способен! А на что способна ты? Даже не можешь быть со мной просто женщиной. Посмотри на себя в зеркало! Ты даже не хочешь привести себя в порядок ради меня. Сахар! – уже почти кричал он. – Вот тебе сахар! – воскликнул он, переворачивая сахарницу, высыпая ее содержимое на стол, – смысл жизни на дне этой сахарницы!

Он вскочил и быстро вышел из кухни, не слушая ее. А она и не говорила ничего, просто сидела и молчала. Видимо, ей тоже хотелось сегодня утром поговорить с ним. Хотя бы услышать его голос. Вот и услышала.

Он влетел в гостиную с желанием быстро собраться и уйти. Взял дипломат, который оставил вчера, и отправился в спальню одеваться. Проходя мимо стола, где стоял ее компьютер, заметил конверт большого размера с казенным адресом. Хотел, было, идти дальше, но внезапно остановился. Что-то было необычное в этом конверте. Он снова посмотрел на него и понял. Необычной была крупная надпись: “Результаты анализов” и подпись отправителя: “Генная лаборатория”. Он, не раздумывая, вытряхнул его содержимое на стол. Оттуда выпали несколько бланков, мелко испещренных какими-то латинскими символами, незнакомыми цифрами. Он читал и ничего не понимал. Потом странная мысль промелькнула в сознании. Он лихорадочно рассматривал эти листки, пытаясь найти хотя бы одно понятное слово, но только незнакомая латынь издевалась над его невежеством. – Неужели она беременна?

С трудом вспоминая, когда они в последний раз были вместе, тупо рассматривал непонятные иероглифы. Он не знал, как к такому относиться. Он давно не думал на эту тему. Когда-то они уже прошли через это, но тогда решили подождать и отказаться. Не было квартиры, не было денег. Только начинали становиться на ноги. Просто, решили мужественно отказаться и подождать. Все это было так давно. А потом уже не говорили об этом долгие-долгие годы, но теперь… Он не знал, как отнестись к такому. И еще одно волновало его.

– Она знает, но ничего не говорит!

Кровь прилила к лицу.

– Ему не говорит! Как она может молчать?

Он не знал, что делать, обижаться или носить ее на руках!? Уже готов был идти на кухню, целовать ей руки. Прижать к себе, ставшее таким незнакомым, существо, которое скрывало от него ребенка. Его ребенка!

Вдруг услышал:

– Не смей это трогать!

Она быстро подошла и выхватила из его рук бумаги.

– Какого черта ты суешь нос в мои дела? – воскликнула она.

– Твои дела? – задохнулся он. – Это только твои дела?

Потом, умерив свой гнев, уже спокойнее произнес: – Что это? – мягко добавив, глядя, как она прячет бумаги: – Почему ты не хочешь мне сказать? Да, успокойся же. Черт с ней, с этой сахарницей… Ну, хорошо,… прости! – сдался он. – Давай поговорим спокойно.