И вдруг снова появился в Москве, в старом переулке Замоскворечья возле подворотни, ведущей во двор к подъезду дома Владимира Семеновича. А уже поздняя осень, сумрачно и сыро. В лиловато-буром сумраке Владимир Семенович различил знакомый силуэт взрослого мальчика в шерстяном свитере толстой вязки на несколько размеров большем, чем следует. Из широкого ворота торчала обросшая светлыми волосами голова школьного друга, напоминающая какое-то дикое растение, может быть неимоверно разросшийся чертополох.

Ну, вот! Никуда он не делся, школьный друг Алик, он здесь, рядом, и пришел пообщаться.

Крупный ледяной дождь как-то наискосок летел, ветер буквально резал щеки, а Алику нипочем. Даже не поежится! Владимир Семенович только что вышел из дома и направлялся на встречу с новыми приятелями.

– Чего остановился? Раз уж пришел – пошли ко мне!

– Да нет, Вовочка! – Алик зовет его «Вовочка», как и отец. – Я не к тебе шел, а тут, поблизости!

Он объяснил, что идет к Юре, с которым они задумали выпускать рукописный журнал. В нем будут публиковаться стихи и короткие рассказы, а также заметки и статьи. Для Владимира Семеновича все сказанное Аликом – неизвестно, ново. Что за Юра такой? Что за рукописный журнал?

– О чем же статьи? – поинтересовался он.

– О чем? Да вот хотя бы…

Алик еще более оживился, стало ясно, что теперь разговор со школьным другом его действительно заинтересовал.

– Помнишь спор возле Мавзолея?

– Как же…

Конечно, Владимир Семенович прекрасно помнил тот далекий спор – нужны ли будут или не нужны часовые у дверей, ведущих в усыпальницу Ленина, когда Советский Союз перестанут окружать враги. Вот только он не помнил, кто из них какую позицию отстаивал.

– Я написал статью, что никаких часовых не нужно будет! И вообще, институт охранников – дело подозрительное. Хочешь почитать?

Владимир Семенович не успел ответить (а его, честно говоря, совсем не интересовала статья Алика, как, впрочем, и его рукописный журнал – так, детские игрушки!). Алик все понял, махнул рукой, словно бы прогоняя собственный вопрос, и воскликнул:

– Ладно, Вовочка! Все это тебе не интересно!

После той нечаянной встречи, когда Алик, как оказалось, вовсе и не собирался к Владимиру Семеновичу в гости, а просто шел мимо его дома, друзья еще несколько раз виделись, но было ясно, что живут они разными интересами. Теплые чувства друг к другу сохранились, но от душевной близости не осталось и следа.

Жизнь Владимира Семеновича была, что называется, устроена. Складывалась она довольно удачно. От занятий в институте он получал удовольствие, да и ребята в группе оказались интересными, думающими. Что же касается, так сказать, непростых отношений с собственным отцом, то глубоко они Владимира Семеновича не задевали – он не сердился на отца, потому что уже давно понял: у того не было достаточно душевных сил, чтобы сохранять спокойствие в трудных обстоятельствах его собственной жизни.

А вот жизнь Алика после окончания школы казалась Владимиру Семеновичу какой-то несерьезной, по-ребячески легковесной. Встряхнуть бы его, усадить за учебники, заставить поступить в какой-нибудь институт. Хоть в театральный! Голова-то светлая.

Как-то Владимиру Семеновичу позвонил незнакомец и попросил о встрече. Впечатление от телефонного разговора осталось какое-то странное. С одной стороны, в голосе незнакомца слышалась этакая ленца, свидетельствующая об отсутствии к Владимиру Семеновичу какого-то интереса, и беседу он ведет просто от нечего делать. Но при этом, словно бы противореча самому себе, позвонивший заявил, что ему необходимо поговорить с Владимиром Семеновичем с глазу на глаз, и, если тот не возражает, они, не откладывая дело в долгий ящик, будут ждать Владимира Семеновича завтра часов в одиннадцать-двенадцать возле института.