Улыбка настораживала. Как будто бы она все знала про него. А женщина продолжала:

– Он думает, что он птица.

Слова ее казались полной бессмыслицей. Они вызывали раздражение. Теперь уже более естественным было бы сделать вид, что он уже в полной мере насладился прелестной сценкой, и ему уже ничего более не остается, как ласково кивнуть и деловито удалиться. Что же касается обращенных к нему слов, то вполне естественно было бы сделать вид, что он их не услышал – столь слабы и невнятны они были.

Однако он знал, что она знает, что он ее услышал. И он переспросил:

– Кто думает, что он птица?

– Фунтик.

– Фунтик?

– Его так зовут.

Иронический «окрас» улыбки мог говорить о том, что хозяйка Фунтика усомнилась в случайном собеседнике, то есть усмотрела в его облике или в поведении нечто искусственное, сделанное, в то время как в действительности и внешность, и поведение должны были излучать полную естественность. Если он побежит, значит, хозяйка Фунтика права в своих подозрениях по отношению к незнакомцу. Он не побежал. Напротив, расслабился, словно бы стряхнул с себя напряжение.

– И он думает, что он птица?

Подозрение улетучились. Он не спешил, ему действительно хотелось узнать у хозяйки…

Первоначальный замысел претерпевал серьезные изменения. И все же они (изменения) не были радикальными, и его не оставляло ощущение ненужности этой работы, ее серости и унылости.

А писать хотелось. Жизненные наблюдения, впечатления, живые воспоминания требовали выхода. Так что же делать? И его вдруг осенило: чтобы все поправить, достаточно будет в бульон жизненных наблюдений поместить проволочный завиток сюжета. И сразу все получится, и будет, как у настоящих писателей. А что для этого требуется? Требуется, чтобы там излагалась какая-то история с началом, серединой и концом.

И проволочка обнаружилась.

Вот ведь как оказывается просто!

Дипломированный физик и математик, он специализировался на компиляции биографий великих ученых. Мир науки – это его мир. В нем он прекрасно ориентировался, находился в курсе новейших исследований и гипотез в самых разных областях знаний.

И вдруг внезапно что-то с ним происходило, он переставал быть доктором наук, профессором и превращался в увлеченного мальчишку, вообразившего себя писателем, сочиняющим роман. Он бросал работу над очередной исторической статьей и с головой погружался в пучину художественного литературного творчества.

Размышляя над природой такого своего поведения, он пришел к выводу, что, оказывается, желание сочинять живет в нем с самого раннего детства. Это похоже на болезнь. Внутри притаился некий вирус, который до поры до времени никак себя не проявляет и который вдруг оживает, когда с организмом что-то случается – стресс, или простуда, или еще что-нибудь подобное.

Голова полна постоянными, необъяснимыми перемещениями лиц, пейзажей, вида городских улиц, морских далей, веселых застолий и прочее, и прочее. Хаос воспоминаний. Он мог внезапно проснуться среди ночи и броситься к первому же подвернувшемуся под руку клочку бумаги, чтобы увековечить разбудившую его мысль. Днем же он оставлял свои соображения в небольшом блокнотике, точнее, в сердцевине блокнотика в виде маленькой книжечки, вытащенной из твердой обложки…

Он очень дорожил некоторыми мыслями, таким способом пойманными и заточенными в бумажные клетки (странички блокнотика не чисто белые, а в арифметическую клетку). И частенько их (мысли) вспоминал, порой даже не заглядывая в записи, передумывал, стараясь каким-то образом приспособить их к очередному замыслу. И даже если их не удавалось никуда пристроить, сам факт того, что они есть и увековечены, вызывал у него радостное чувство удовлетворения.