– Ради тебя я сделаю исключение, и мы подпишем трудовой договор. С другими рабочими я этого не делаю. Они – мое имущество. Они мои целиком и полностью. А ты будешь свободным наемным работником, работающим по контракту. Правда, для того что бы расторгнуть его, тебе понадобиться продать обе почки и оплатить компенсацию, но все же ты будешь свободным человеком. Бесплатное питание, койка-место и даже чуть-чуть наличных будет тебе выдаваться ежемесячно.

Овальд бегло просматривал написанные каракули на листе бумаги, улыбаясь все шире и шире.

Старк, увидел довольную улыбку на лице Овальда и понял, что дело сделано. Протянул Овальду ручку, нетерпеливо сказав:

– Чего тут думать? Подписывай, это же просто райское предложение. Ничего делать то и не нужно. Просто всегда быть начеку.

– Понятно. Низкая зарплата компенсируется высоким уровнем ответственности. А почему тут нет пункта о передачи моей души в вечное пользование? – совсем уж довольно улыбаясь, спросил Овальд.

– Какой души? – не понял Старк.

– Моей души. Серенькой такой, невзрачной и никому не нужной.

– Не понял…

– Вот и я не понял. Это договор или мое завещание, судя по которому даже мое тело после смерти будет принадлежать тебе?

– Это контракт. Так сказать подарок. Ты – юбилейный тридцатый охранник для моего сына.

– Даже не буду спрашивать, что случилось с предыдущими. Знаешь, а у меня есть тоже для тебя подарок! Судя по всему, я первый человек, кто отказывается от этой должности. Поэтому, в честь дебюта, я дарю тебе запятые, тире, и чуть-чуть грамотности. Я ухожу – объявил Овальд, возвращая бумагу работодателю.

– Как ты смеешь, нищеброд? – возмутился Старк, медленно вырастая из-за стола.

– И вот еще что. Болезнь твоего сына излечима. Работа и только работа лучшее лекарство от всякой выдуманной хрени, которая разрушает мозг, – обернувшись возле порога, сказал Овальд.

– Стоять! Ты еще пожалеешь об этом, когда будешь подыхать в канаве от голода!

– Не сомневаюсь. Но, лучше жалеть о содеянном, чем о том, чего не сделал. Удачи тебе, рабовладелец.

Овальду очень хотелось напоследок сильно хлопнуть дверью, но он сдержался и пошел прочь от доносившейся брани из приоткрытой двери кабинета мистера Старка.

Овальд присел на край фонтана и наклонился, чтобы умыть лицо прохладной водой. Зачерпнув пригоршню затхлой воды, он размазал ее по соленому лицу.

Только сейчас он понял, что не видел своего отражения с тех пор, как его подвергли криоконсервации. Он долго смотрел на свое отражение. Внешность у него была прежней. В больнице его даже заботливо постригли и гладко побрили, перед тем, как выставить его за дверь. Только кожа лица теперь была какой-то бледной и жирной, словно ее намазали воском. Взгляд тоже стал другим – холодным и безжизненным, как у древнего старика. С умытого лица монотонно падали капли, которые создавали рябь по воде, отчего плавающие пожухлые, осенние листья уплывали в сторону.

Овальд, желая зачерпнуть еще пригоршню влаги, опустил руку в воду. Внезапно собственное отражение резко схватило его за запястье и потянуло вглубь. Закричав от испуга, Овальд попытался вырваться, но отражение высунуло другую руку из воды и, схватив за голову, утащило его под воду…

Борясь за свою жизнь, Овальд жадно хватал ртом воду, легкие быстро заполнялись водой. По всему телу пошли ужасные судороги. Неподвижно застыв в позе эмбриона, он плавно пошел на дно. Перед глазами закружился яркий калейдоскоп, в котором мелькали симметричные узоры. Сознание Овальда утонуло в нем, и наступила тьма.

***

Едва он открыл глаза, как увидел перед собой… самого себя. Двойник был точной копией, только лоска в нем было больше, чем предостаточно. На нем был темно-серый эластичный костюм, чем-то напоминающий ОЗК.