«Выплывай сам».

Нет. Нет, Лена.

— Тогда почему?

Его вопрос зависает в воздухе. Заползает под кожу и сотнеймелких игл впивается в мышцы. Он не спрашивает до конца, но я знаю все, что он хочет спросить.

«Почему ты ушла?»

Объясниться правильно. Хотя и очень тяжело.

Потому что после расставленных точек нет смысла продолжать старую историю. Но только так возможно начать новую главу.

«Меня без тебя вообще нет».

Шорох ног по асфальту. Автомобиль слегка меняет положение. Олег, скрестив на груди руки, усаживается рядом.

А так сильно хочется его обнять. До дрожи на кончиках пальцев.

Идиотка.

— Я поехала с Алексеем Львовичем в офис. Там — вечеринка с горой журналистов, — нервно шмыгаю носом.

— Позвонить не судьба?

— Ха! — презрительно фыркаю и поправляю качающиеся на ветру волосы. — Да. Только оказалось, любимый мой муж, что я настолько панически боюсь твоей реакции, что мозг отказывает.

Как не прискорбно, но Алексей Львович оказался прав.

Ошибся только в одном.

Самого Олега я не боялась никогда.

— Телефон сел, я ринулась к окну, вместо того, чтобы попросить у кого-нибудь зарядку и спокойно набрать тебе. Или выйти на улицу. Как долбанный человек-паук там ползала по долбанному стеклу, пытаясь поймать сеть…

— Козел, естественно, не мог мне набрать, — злобно скрипит.

— Заткнись и слушай! — рявкаю, и ударяю по твердому плечу ладонью. — Речь сейчас не о нем.

Про то, что моя голова рисовала в данном варианте, молчу. Потому что знаю, что права. Нет смысла тратить время на спор.

Если бы я позвонила с телефона старшего Воробьева — нихрена бы не изменилось.

Статус шлюхи, щедро выданный любимым мужчиной, налип так прочно, что никакие вводные, кроме моего безропотного сидения дома не способны его стереть.

— Когда я поймала сеть, не без помощи Алексея Львовича, до меня дозвонились из больницы. Сообщили, что маме плохо, а папа пришел в себя. И телефон вырубился. Чтобы не терять времени, поехала со старшим Воробьевым. Всю дорогу дрочила блядский провод, чтобы на пару процентов подзарядить и отправить тебе сообщение. И не смогла. А знаешь почему? А потому что не могла коротко сформулировать так, чтобы ни в коем случае не ранить твои те самые глубокие чувства, о которых вот на этой флешке записано дохера треков, ни один из которых я даже не слышала.

— Слышала…

— Блядь, Шершнев, не беси меня сейчас! — шиплю, едва удерживаясь на месте от нарастающего в теле зуда. — Про вашу братскую любовь к страданию говорить будешь с Лазаревым или психиатром, а не со мной. Я не собираюсь снова разговор о нас замыкать на тебе любимом.

Молчит. Желваки гуляют по напряженному лицу, а твердые мышцы отчетливо выделяются из-под тонкой футболки. Замечаю едва заметную сетку мурашек и сама ежусь.

Майские ночи — прохладное время.

Замерзнет же. Дебил.

Резко отворачиваюсь и взглядом нахожу точку, за которую охотно цепляюсь. Сияющая нить гирлянды, оплетающая веранду, отдает жалобным скулежом в сердце

— Короче, когда я добралась к маме — побежала звонить тебе. Телефон выключен. Я много раз звонила. И только через какое-то время обнаружила, что моего телефона нет, — тяжело вздыхаю и нервно хихикаю. — Знаешь, я уже тогда понимала, что будет пиздец. Вот когда Воробьев приехал и мне в руки передал смартфон. Еще сказал, что на зарядку тот поставил. Я прямо таки слышала все то, что меня ждет дома, но старательно отмахивалась. Оправдывала тебя в тысячный, сука, раз.

— Ну на себя-то нимб тоже не цепляй, принцесса.

— А я и не святая, Олег. Можешь выкатить мне все свои претензии, я не против. Но сейчас я отвечаю на твой вопрос, — с трудом тяну воздух и судорожно растираю плечи.