Пряча ухмылку, прямо смотрю ему в глаза. Мы оба знаем, что он копает под меня. Будет мстить. На данном этапе возможностей у него больше, чем у меня. На мои аптеки уже составлены жалобы, проверку нужно ждать со дня на день. Но мы также оба знаем, что меня есть кому прикрыть. Только после сегодняшней операции обращаться к этим людям за помощью мне не хочется. Пусть лучше проверки. На Левашова я зол, помощь его мне не нужна.

— Если будете следовать рекомендациям и советам, то риск сократим до минимума, — ровно отвечаю. Злится, понимает, что это камень в его огород.

— Советы я не слушаю, предпочитаю доверять себе, иначе не был бы там, где нахожусь сейчас, — реально думает меня этим задеть? Я там, где хочу быть. Мир больших денег и возможностей давно перестал быть мне интересен. Не сдерживая ухмылки, разворачиваюсь и ухожу. Мне нужно подготовить выезд в больницу.

— Мы не договорили, — цедит сквозь зубы.

Мне не стоит его провоцировать, ведь только его положительное решение позволит нам вывести Юну на конспиративную хату, но не могу заставить себя пресмыкаться перед человеком, которого в подростковом возрасте хотел утопить в унитазе. И дело не в том, что в то время мне некуда было сливать агрессию, и я уничтожал слабых. Нет, это как раз в духе Игоря. Дрался я всегда с равноценными соперниками и теми, кто был значительно сильнее. Остальных размазывал морально, но они заслуживали, зля мерзким поведением.

— В Юну стреляли, — не оборачиваюсь, но сбавляю шаг. Руки сжимаются в кулаки. Это я в нее стрелял. Не скоро меня отпустит. — Вы, наверное, хотите проявить беспокойство о нареченной, — жестоко по отношению к Юне. Мудак даже в такой ситуации думает о себе. Пытается доказать мне, что он круче. Не вижу, но чувствую волну злобы.

— Дорогая, как ты?.. — последнее, что удается услышать, прежде чем выхожу из дома. Гондон!

Связываюсь с Багировым, сообщаю о желании Серебряковой посетить больницу. Решаем, какой дорогой поедем, где расставить наших ребят. Яр интересуется, как дела в особняке.

— Глухо, — отвечаю. — Серебряков ничего не решает. Гаранин не позволит ее увезти. Я говорил, что план дерьмовый, — тихо, но с нескрываемой яростью. Да, я все еще зол, что меня поставили перед жестким выбором, заставили стрелять в невинную девчонку, которую и так жизнь не балует с таким отцом и женихом.

— Стас, не кипятись. Вытащим мы твою девочку, — говорит Яр, но в голосе я не слышу уверенности.

— Она не моя, — словно острым лезвием по груди. Юна принадлежит этому ублюдку.

— Значит, не твоя. За свою ты бы рвал голыми руками, — сыплет соль на рану.

— Наберешь, как будете готовы, — сворачиваю тему моих чувств к Юне. Чтобы воевать с Гараниным, нужны ресурсы…

Возвращаюсь в особняк. Не приглашали, но я и не ждал приглашения.

— Юнона Евгеньевна, в течение часа мы сможем выехать, — заглядываю в гостиную. Мужчины, я так понимаю, закрылись в кабинете. Серебряков наверняка озвучил предложенный мною план, теперь будет упрашивать Гаранина разрешить спрятать дочь.

— Хорошо, я быстро соберусь, — поднимается с дивана, проходит мимо, задевая кончиками пальцев мои. Втягиваю ее запах. У нее очень легкие духи, они практически не перекрывают природный чистый запах ее тела.

— Не спешите, — голос проседает на пару октав вниз.

— Игорь едет с нами, — говорит совсем тихо, тут же убегает. В груди разливается тепло, она ведь за меня переживает, поэтому предупредила. Лишнее это, нельзя ею увлекаться, но ничего поделать не могу, введусь на девочку.

Юна выходит из особняка в легком платье, рукава три четверти, чтобы повязки не было видно. Гаранин садится с ней на заднее сиденье в бронированный внедорожник. Боится, сука, за свою жизнь. Держит за руку Юну, она сжата, словно пружина. Спина ровная, на лице ни одной эмоции. Что ты успел ей наговорить, урод? Леха и Артем на передних сиденьях. Я сажусь в направляющий автомобиль рядом с водителем Гаранина.