– Ты имеешь в виду у тебя или у меня? Тогда это риторический вопрос.

У него была однокомнатная квартира в одном из микрорайонов. Миша рассмеялся.

– И будем на пару валяться на ковре с ноутбуками.

Я задумалась.

– Ну… Ты, конечно, можешь перевезти свой компьютерный стол…

– Ты их не любишь, я знаю. И он не впишется в интерьер.

– Милый, как с тобой легко, – я подошла и чмокнула его в нос. – Вот за это я тебя и люблю.

Он не дал мне отстраниться и обнял.

– Правда, любишь?

– Ты во мне сомневаешься?

– Просто, ты часто бываешь не то, чтобы холодной, а какой-то далёкой и не сентиментальной, что ли…

– Миш, ты столько лет меня знаешь, я всегда такой была. Творческие люди частенько бывают на своей волне.

– Я знаю. Но иногда хочется, чтобы ты была другой. Со мной.

– Так тебе хочется горячих страстей? – в шутку спросила я и потянулась к подставке с ножами. – Сейчас устроим.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – улыбнулся он.

– Я думаю, после свадьбы всё изменится, – я сделала театральный жест, – инстинкты, законсервированные столько лет, наконец, заявят о своём существовании. Представляешь, что это будет? Такая выдержка!

– Жду не дождусь! – ответил он.

Я вздохнула.

– Только у меня по этой части – полный провал. Исключительно теория и никакой практики. Я болела, когда в школе проходили эту тему.

– Я думаю, – он поцеловал меня. – Мы наверстаем.

– Не сказала бы, что стала чувствовать себя намного увереннее, – заметила я. – Иногда мне кажется, что я вымирающий вид.

– Это же замечательно. Самый редкий, самый ценный вид, – он прижал меня к себе. – Настоящее сокровище.

Я с улыбкой уткнулось ему в шею. И всё остальное отошло на задний план.


Домой я возвращалась поздно. Сначала завезла Мишиных родителей, потом его самого. Было уже начало двенадцатого, когда я подъехала к подъезду и припарковалась рядом с соседским «навара». Потом вышла из машины и вдруг увидела на снегу большие пятна крови. Они вели к дверям подъезда. На самой двери темнел чёткий кровавый отпечаток ладони, как будто кто-то опёрся на неё, открывая. Мне стало, мягко говоря, не по себе. Ночь, пустой двор, а тут такое. У меня даже появилась мысль о том, чтобы развернуться, сесть в машину и поехать ночевать к родителям. Я в нерешительности стояла у подъезда. Мало ли что там.… А потом подумала: вдруг кому-нибудь помощь нужна? Я набрала код, осторожно открыла дверь, заглянула внутрь. И увидела своего соседа. Он сидел прямо на грязном полу, закрыв глаза и прислонившись спиной к стене.

В этот момент овчарка, лежавшая с ним рядом, вскочила и зарычала. А потом вдруг прыгнула лапами мне на грудь. Я еле устояла. Всё это произошло так быстро, что я сразу даже не успела сориентироваться, подумала, что она на меня нападает. И только потом, когда Дакота, поскуливая, метнулась к Данилу, ткнулась носом ему в лицо, снова вернулась ко мне, залаяла, я поняла: не нападает – просит помощи.

Я бросила сумку и присела рядом с Данилом.

– Вам плохо? Что-то случилось?

Он медленно открыл глаза. Они были чёрными. Так бывает от сильной боли, зрачок расширяется настолько, что радужной оболочки становится практически не видно.

– Чёрт, ведь доехал сам, – процедил он сквозь зубы. – Думал, пронесёт…

Я опустила глаза и увидела, что руками он зажимал бок, а сквозь пальцы сочилась кровь.

– Ужас какой! – невольно вырвалось у меня. – Чем это?

– Ножом…

Вообще-то крови я не боялась, но сейчас меня предательски затошнило. Потому что её было слишком много, и я видела, как ему больно.

– Надо перевязать чем-нибудь… наверно, я не знаю, что делать… «Скорую» надо… или в больницу…

– Перевязывал… кровотечение сильнее стало…