– Что это дает лично тебе, Дэмиан? Помимо эстетического удовольствия лицезреть мою неземную красоту, – скептически спрашивает Алатея, при этом покорно позволяя мне соединить свои запястья между собой и скрепить еще одним узлом.

Я безучастно молчу, а она продолжает искать какой-то глубинный смысл в происходящем, осторожно прощупывая мои границы:

– Может быть, ты ловишь кайф, медленно затягивая меня в свою паутину, чтобы потом запечатлеть пойманную бабочку на холсте? – Тея строит догадки, грациозно балансируя на самом краю бездны. – Доверие должно быть взаимным, Дэмиан. Скажи мне правду.

Несколько мгновений я раздумываю над ее вопросом, любуясь плавным изгибом ее спины, переходящей в округлые бедра. Мои пальцы легко скользят по ее коже, словно танцуя на поверхности воды, оставляя за собой следы изящных лент. Я помню… она просила не касаться, но сейчас мы оба нуждаемся в тактильном контакте. Пока это единственный способ заглушить обоюдную жажду.

– Ты хочешь узнать, испытываю ли я возбуждение? – низким голосом уточняю я, вплетая концы ленты в узор на изящной спине, тем самым фиксируя ее запястья. – Или хочешь предложить мне второй вариант?

Дыхание Теи становится все более глубоким и неровным. Она пахнет похотью и слишком раскрепощена для девственницы, проданной мне с потрохами. Если она и правда невинна, то Роланд Фишер явно продешевил.

– Это не ответ, – Тея начинает злиться, устав от моих уклончивых фраз. – Я хочу узнать тебя, Дэмиан.

А вот в это охотно верю. Алатея стремится понять меня, взглянуть в глаза бездны, вывести игру в знакомое поле, потому что то, на котором мы играем сейчас – ей незнакомо.

– Просто следуй за мной и своими ощущениями, Тея.

Натягивая сплетения лент, я виртуозно играю с ее телом, позволяя шелковистым полоскам мягко скользить по самым чувствительным местам. Сотни или даже тысячи раз я наблюдал, как мои модели извивались в мягких ласкающих путах, сходя с ума от вожделения. К концу сессии почти все они умоляли подарить им освобождение, но не от шелковых лент… Пытка удовольствием – мощнейшее оружие, четко бьющее в цель. Поэтому красивые обнаженные музы на моих холстах олицетворяют не похоть, а страдание и боль.

– Повернись, – властно требую я, заметив, как по бархатистой коже разбегается россыпь мелких мурашек. Ее реакция не отличается от остальных связанных куколок, но моя… моя совершенно иная. Это оглушает, сбивает с толку, мешает концентрации.

– Я не могу. Ты меня связал, – жалобно хнычет она.

– Твои ноги свободны.

– Я в этом не уверена, – сдавленный смешок срывается с ее губ.

От Теи исходит такой жар, что я без подсказок догадываюсь, что она имеет в виду. Язык ее тела красноречивее слов.

– Повернись, – чуть мягче прошу я, и она выполняет.

Грациозно, вашу мать, с гордо расправленными плечами. Идеальная грудь с красноречиво твёрдыми сосками снова оказывается перед моими глазами. Совершенство и искушение. Невинность и соблазн. Мы словно поменялись местами. Теперь она паук, а я ее жертва.

– Нравится? – в ее интонации соединяются самодовольство и вызов. Чрезмерная гордыня – привилегия королей.

И я снова задаюсь вопросом – откуда в этой обычной девчонке столько аристократических замашек? Так на чьей стороне ты играешь, Тея? Пока не слишком поздно… выбери мою.

– Хочешь попробовать, Дэмиан? – двусмысленный вопрос вызывает резкую сухость во рту.

Я хочу не только пробовать. Рефлекторно сглотнув, поднимаю взгляд к ее лицу и смотрю в знакомые до рези в груди голубые глаза. Это было фатальной ошибкой – заставить ее повернуться. Алатея Граф исчезла, оставив меня один на один с прекрасным призраком.