– Не сомневаюсь в этом, – наши взгляды снова пересекаются. В ее горит вызов и непонимание. В моем – не знаю, но свой Тея отводит первой. – Почему ты прицепился именно ко мне?

– Ты очень красива…

– Пфф. Красивых много, – отмахивает она.

– Ты уникальна, – позволяю себе теплую улыбку, воссоздавая в памяти совершенно другую девушку, но с ее лицом. Губы мгновенно стынут, и я презираю себя за минутную слабость. Не обольщайся, Голденштерн, она не Эмилия и никогда ею не станет.

– Попробуй еще, – осмелев, насмехается Тея.

– Я видел тебя во сне, – и это чистая правда. Ее лицо снится мне почти каждую ночь. Я не могу заставить ее уйти, даже если захочу. Есть только один способ, всего один…, но он для меня больше недоступен. Я сам его уничтожил, потому что в действительности никогда не хотел, чтобы она навсегда ушла, и я буду цепляться за ее призрак до последнего…

– Нет, ты точно больной на всю голову, – выразительно закатывает глаза Алатея.

Усмехнувшись, я с горечью понимаю, что мне совершенно нечем ей возразить. Она абсолютно права. Я неизлечимо болен.

– Еще варианты есть, или ты полностью истощил свой запас красноречия?

– Я художник, и хочу написать твой портрет. Такое объяснение устроит? – иронично уточняю я.

– Художник? – удивленно вырывается у моей пленницы. – Ты серьезно, что ли?

– Не похож? – ловлю ее взгляд в зеркале и игриво подмигиваю.

– Почему… похож. Художники все немного с придурью и с бородой, – Тея нервно смеется. – Она тебя старит. Знаешь?

– Сбрею, только попроси.

– Ну надо же какой уступчивый. И что ты рисуешь… точнее пишешь?

– Я же сказал, хочу написать тебя. Согласна?

– За два часа не уложишься, – скептически замечает она, крутя в пальцах разряженный телефон и бросая загадочные взгляды на букет. – Это розы Джульетты. Ты в курсе?

– Что? – резкая смена темы ставит меня в тупик.

– Сорт роз, сравнительно недавно выведенный английским флористом Девидом Остином, – поясняет она. – Он потратил на селекцию пятнадцать лет и три миллиона фунтов стерлингов.

– Должно быть, этот Остин тоже больной на всю голову.

– Похоже на то, – со смешком соглашается Тея. – Так что с портретом? Ты действительно намерен его написать за два часа?

– За два, вряд ли, – отрицательно качаю головой. – Но если согласишься, то я не поскуплюсь. Ты говорила, что продолжения не будет, но я рассчитываю на него. Именно в том формате, который только что озвучил.

– У тебя так много денег, что ты не знаешь, кому их предложить? – насмешливо спрашивает Алатея.

– На самом деле я почти банкрот, но ради того, чтобы запечатлеть на холсте твою уникальную красоту, готов отдать последнее, – парирую я, немного сгустив краски.

Она недоверчиво рассматривает меня в отражении, затем оценивающе скользит взглядом по плечам и кистям рук.

– Я не идиотка, Дэмиан, – холодно произносит Тея. – На твоем запястье коллекционные швейцарские часы за миллион долларов.

– Меня поражает твоя осведомленность относительно расценок как на живой товар, так и на предметы роскоши, – подозрительно прищурившись, отзываюсь я.

– Я вращаюсь в богемных кругах. А к нам на огонёк, как известно, слетаются самые разные люди. Многие из них неприлично богаты. Ты кто угодно, но не бедствующий художник в поисках музы. Кстати, куда мы едем? Это ты можешь мне сказать? – посмотрев в окно, с тяжелым вдохом уточняет девушка.

– Мы на месте, Тея.

– Это же… Нам точно туда? – в голосе Алатеи отчетливо звучит сомнение. Вряд ли она могла не узнать старейший в России и крупнейший в мире астрономический комплекс с поражающим воображение куполовидным зданием.

– Абсолютно, – утвердительно киваю я, покидая салон автомобиля. Обхожу его и галантно открываю перед ней дверь. Девушка в замешательстве вглядывается в мое лицо, выискивая подвох, потом смотрит на циферблат моих наручных часов, оказавшийся на уровне ее глаз. – Разве Планетарий не закрыт?