О какой же ерунде он думает, понял Джонни, остановив свой внутренний монолог. Как назвать фирму, которая непонятно чем будет заниматься. Эти сто баксов в его кармане больше всего накормили его эго, нежели чем дали надежду на иную жизнь. А он осёл, если думает, что вырвется без потерь. Для такого глобального изменения нужен очень хороший пинок под задницу!
Болонь куртки шуршит где-то в коробке рядом. Вот он, его пинок.
– Доброе утро! – мурлычет девушка, потягиваясь.
Селина улыбается, будто просыпается не в коробке от холодильника в центре Нью-Йорка, а в обычной кровати обычного дома, где они с Джонни живут семьёй уже довольно давно, планируя совместную жизнь до самой старости. Здесь ему не приходилось встречать людей, которые видели бы в нём человека, делились апельсином или хотели помочь выбрать новые ботинки. Она пришла из другой жизни такая наивная, воздушная и нежная, стала заботиться о Джонни, напоминая, каково это – жить нормально.
– Привет! – тоже не может сдержать улыбки приятель. – Как спалось!
– Просто восхитительно! – сияет Селина. – Отоспалась за всю неделю. Который час?
Джонни достаёт из внутреннего кармана часы с треснувшим стеклом и хмурится. Он трясёт их, а после этого прикладывает к уху. Нет, ему не кажется. Часы встали.
Он очень рассеянно глядит на бесполезную железку, изжившую себя, оттикавшую удивительно точный отрезок времени, чтобы встать тогда, когда они стали ему не нужны. Он переворачивает их и читает гравировку на обратной стороне: «Любимому мужу на пятилетие свадьбы. 24.09.2006».
– Какое сегодня число? – вопрошает Джонни.
– Не знаю. Но можно узнать!
Селина вскакивает и скрывается за углом. Джонни стоит с часами в руках и думает, что с ними теперь делать дальше: продавать или чинить? Деньги есть, но стоит ли игра свеч? Девушка возвращается немного запыхавшаяся и раскрасневшаяся.
– Двадцать пятое сентября, с ума сойти! – восклицает она. – Я плутаю по Нью-Йорку уже вторую неделю.
– Год? – сипит Джонни, но тут же откашливается и слабо повторяет: – Который сейчас год?
– Две тысячи шестнадцатый! – отвечает Селина так твёрдо, будто это очевидный факт, и только инопланетянин может задавать подобные вопросы.
Джонни оседает на асфальт. Его руки с часами слегка подрагивают, а взгляд становится затуманенным. Она садится рядом и оценивает то, что вызвало его ступор.
– Это твои? – спрашивает Селина, но в ответ ей молчание, всё и так очевидно. – Мне жаль.
И обнимает его. Так просто садится рядом на асфальт, ничего не зная и не понимая, не требуя объяснений или ответов. Джонни задыхается от нежности к ней. Он оценивает свою спутницу и сжимает кулак с часами, приняв решение об их судьбе.
– Они свое отслужили, – сообщает он по большей степени себе, после чего встаёт и выкидывает их в мусорный бак.
Селина так и сидит на асфальте, пораженная его жестом. Джонни подходит, помогает ей встать и обнимает её.
– Спасибо тебе! Я теперь знаю, который сейчас год.
Они выбирают для него ботинки в обувном на углу, чёрные, спортивные, со шнурками и утеплением, строгие, но удобные и необязывающие. К тому же они идут со скидкой. Джонни отдаёт за них тридцать девять долларов и девяносто центов, в который раз удивляясь, для кого делают эти неровные суммы с девятками. Неужели есть люди, которые подсознательно округляют в сторону тридцати?
Они едят по груше на скамейке у магазина и принимают решение пойти помыться. Джонни долго размышляет, чем можно угостить понравившуюся девушку в их условиях, и это не кофе. Он вспоминает вчерашнее блаженство от тугих струй воды по телу, именно этим он и хочет с ней поделиться.