– Еще чего-нибудь желаете?

– А газеты вы продаете?

– Только одну, местную, «Голос Арана». Центральные у нас бывают время от времени, ну, в смысле, если муж едет в Боссост, то захватывает оттуда. Давайте я посмотрю, что осталось… Понимаете, нас здесь так мало, какие там ежедневные газеты! Это не окупается. Но для вас закажу, если хотите.

– Нет-нет, не беспокойтесь. Это я так, по привычке спросил. С утра развернуть газету, узнать, что новенького в мире…

Эмилия рассмеялась. Громко, искренне, заразительно, от всей души.

– Ну вы скажете. Новенького. Что ж там может быть нового? Одни воруют, другие их ловят, потом долго это обсуждают. Что-то построили, зато в другом месте разрушили. И все остается по-прежнему. По большому счету. Вам не кажется?

Давид подумал, что Эмилия упрощает все, но возражать не стал. Не для этого он сюда приехал. Улыбнувшись, он заплатил за лекарство и повернулся, чтобы уйти. Эмилия спросила его:

– Это вы стучали Эдне ночью в комнату?

– Вам Эдна сказала?

– Нет. Не совсем. Эдна сказала Эрминии, Эрминия Лоле, а Лола мне.

– Да, с такой скоростью распространения новостей вам действительно никаких газет не надо, – заметил он.

– В этом селе ничего не происходит без того, чтобы люди немедленно не узнали бы и не обсудили. Если не хочешь, чтобы твой поступок обсуждали, не совершай его. Единственный выход.

– Спасибо, – кивнул Давид. – Буду иметь в виду.

– Счастливо вам излечиться от газов! – крикнула она ему вслед.

Давид заметил знакомый «Рено». За ним, нагнувшись над коробками с овощами, обнаружился Эстебан. Он был в полосатой фланелевой рубахе. Очки едва держались на кончике носа. Тяжелые коробки никак не давались ему в руки.

– О, кого я вижу! Как освоились?

– Спасибо, прекрасно, – вежливо ответил Давид.

– Супруге полегчало?

– Вот это да! Что, и ты уже знаешь? Здесь все ясновидцы?

– Если хочешь сохранить секрет, которые знают трое…

– Не продолжай, я помню.

– Слушай, ты мне не поможешь? Никак не могу подхватить. Это последний в году урожай.

Эстебан показал на ящики, в которых громоздились разные овощи. Давид различил среди них сладкий перец, огурцы, помидоры, кочанный салат. Подавив желание взять в что-нибудь в руки и понюхать, он помог Эстебану внести в лавку ящик.

– Так ты выращиваешь овощи?

– Нет, по крайней мере, не профессионально. Но мне нравится. У меня небольшой огородик, я там всякое сажаю. Если самому хватает и друзья отказываются забрать, отдаю сюда на продажу. Богатым не станешь, а сытым будешь. На удобрения хватает.

Они переместили еще один ящик ко входу в лавку.

– Эмилия, ты познакомилась с Давидом? Он у нас в отпуске.

– Да, познакомилась только что.

– Да, – подтвердил Давид, хотя его имени никто не спрашивал.

Наконец все коробки были перенесены. Эстебан поблагодарил его за помощь.

– Слушай, я собирался в «Эра Уменеха». Может, по пиву?

– Спасибо, но я лучше сначала занесу жене лекарство, пока дело не запахло разводом, – улыбнулся Давид.

– Тогда до следующего раза. Спасибо.

Эстебан поправил очки, сползающие на кончик носа, смахнул с потного лба прилипшие волосы и уехал, взревев старым мотором.

Давид глядел ему вслед и думал, что в этом поселке, где все и все обо всех знают, один человек умеет хранить свой секрет очень хорошо.

Когда Давид вернулся, Сильвия чистила зубы. Она совсем оправилась от ночных болей: на щеках румянец. Плохое начало отпуска, допустим, так это не навечно. Просто не повезло немного. Ничто не испортит им эти дни отдыха. Они вышли на улицу и двинулись в противоположную сторону, удаляясь от таверны, решив побывать в этом тихом селе повсюду и все увидеть. Теперь улицы были более оживленными. Женщины вели за руку малышей, которые таращились на Сильвию и Давида, словно тоже хотели знать, кто они такие. Сильвия наслаждалась, глубоко вдыхая холодный горный воздух, и лениво разглядывала дома. Наконец-то наступило время не мчаться куда-то, а просто чувствовать: воздух – легкими, свет – кожей. Полузабытое ощущение. Она привольно, нога за ногу, шла куда глаза глядят, посматривая на пиренейский гранит под ногами, и тихо улыбалась. Там, в городе, ее мягкие туфли без каблуков никогда не давали такого звука при ходьбе, а здесь, ничем не заглушаемый, слышался звук их шагов по камню.