Иля вернулась с глазами, полными блеска и света. На вопрос Людмилы Алексеевны, и так не жалующей невестку (как ее называть – неизвестно), что это с ней, молодая женщина лишь улыбнулась: все хорошо. Еще бы. Она ведь думала, что их дочь, Светочка, их девочка, малышка… а она выросла и вышла замуж. Господи, если бы она только могла увидеть ее вживую, а не на фотографии. А Артур. Сереженька. Нет ей прощения как матери. Она знает: дети никогда не простят ее, не поймут. Она не оправдывает себя. Знала, от чего отказывалась. Не только от детей – от него. Но тогда он страдал бы – ведь он не любил ее, любил другую. Они бы мучили друг друга. Он своей нелюбовью, она любовью. И женщина приняла решение: пусть страдает один человек – она.

Когда Иля заявила, что хочет уйти, Ритус спросил, не боится ли она Бога – наложить на себя руки – грех. Убить он ее отказался, к тому же на руках умирающая дочь, зато в его силах было устроить ее исчезновение. Для всех она погибла. Ее похоронили. Она считала, что ее могила будет рядом с могилой дочери, а Света выжила. И Ритус с той, кого любил и любит… Пусть осудят и не простят. Пусть не попадет в Петровы врата. Но на Суде ей есть, что сказать в защиту: она соединила тех, кто, действительно, предназначен друг для друга. Бланки не разводились, никогда. Да и развод ничего не изменил бы – из ЭСВ не так просто уйти живым, а она жена Самого.

Иля, несмотря на понурую голову Игоря, радовалась жизни. Она не стала изображать расстройства по поводу того, что его не приняли в ЭСВ, даже не поинтересовалась, какую причину придумали, – какая разница. Он ходил целую неделю как в воду опущенный, а она летать хотела – ее дочь жива и счастлива. Что может быть лучше?! Глупенький мальчик, как он не поймет, что для счастья нужны порой не деньги, а несколько слов.

Когда еще через две недели поняла, что с ней что-то не так, как обычно, она зашлась от счастья. У нее будет ребенок! Теперь ей есть ради кого жить! Его-то она никому не отдаст, даже Ритусу! Надо, как бы трудно ни было, оторвать Игоря от себя. Не стоит дальше водить его по сказочному замку – он не реален.

На немые вопросы Людмилы Алексеевны она не реагировала. Когда Игоря не было дома, собиралась с мыслями, что ему сказать, главное – когда. Вещи собрать – минутное дело. Куда? Пока на старое место, а потом… У нее же есть счет, что оставил Ритус. Она им так и не воспользовалась – вот пришла пора: переедет куда-нибудь в тихое место. Вечером стало худо. Вдруг как-то сразу – она не подготовилась.

– Ильяна! Ильяночка! Что с тобой, любимая? Ты заболела? – Игорь носился, словно заводной. Да уйди ты, бестолковый.

– Может, Ильяна не заболела, а лишь нездорова?

– Мама, да что ты такое говоришь? Видишь, она зеленая.

– Да, такое случается иногда с женщинами, – язвительно заметила Людмила Алексеевна: рухнули ее планы на сына.

– Игорь, успокойся. – Иля нашла силы сесть. – Твоя мама права, со мной все в порядке. Просто я жду ребенка.

– Ильяночка! – Игорь подхватил ее на руки и закружил по комнате.

– Игорь! – завопила женщина.

Он, испугавшись, остановился. Иля подавила приступ тошноты: помоги, Господи.

– Как я счастлив, дорогая!

Иля замахала на него руками. Он поставил ее на ноги.

– Что, моя милая?

– Прекрати разыгрывать телячью радость, – разозлилась Иля, – ребенок не твой!

Она вышла из комнаты – успеть бы до умывальника.

Игорь все еще стоял, улыбаясь во весь рот. Людмила Алексеевна посмотрела на сына: и правда, теленок, взрослеть когда будет? Вероятно, он не расслышал последних слов женщины, или не хотел их понимать. Она правду сказала или выдумала – попробуй пойми. Людмила Алексеевна переглянулась с мужем, тот пожал плечами. Чего только не сделаешь ради единственного сына, а он пригрозил родителям, что, если они косо посмотрят на нее, уйдет от них навсегда. Утром, тем не менее, на свой страх и риск Людмила Алексеевна решила прояснить ситуацию. Когда они с Илей остались вдвоем, спросила: