Уже после того как она успела побранить не совсем, с её точки зрения, расторопных отделочников, обратилась к своей правой руке, или, как её должность называлась официально, исполнительному директору, Инне Иосифовне: «Теперь займёмся вашим чудом».

Дело в том, что накануне, где-то во второй половине дня, Инна Иосифовна позвонила хозяйке: «Извините, если я не вовремя. Мне бы очень хотелось показать вам одну девочку». – «Какую “девочку”?» – «Я же вам говорила, с нашими младшенькими…» – «Да, я помню, – перебила Екатерина Юрьевна. – И что? У вас появился какой-то претендент?» – «Да! Чудная во всех отношениях девушка. Чрезвычайно воспитанная. Я знакома с такими только по книгам. Играет на нескольких музыкальных инструментах, знает несколько иностранных языков…» – «Ну хорошо. Если всё так, я согласна, давайте возьмём её». – «Правда, там есть одно “но”. У неё нет специального образования…» – «Тогда извините». – «Именно потому я и попросила бы вас уделить ей какое-то время. Вам будет достаточно только на неё посмотреть…» – «Ну хорошо, хорошо…» Екатерина Юрьевна очень доверяла Инне Иосифовне. И вполне по праву. Как-никак заслуженный учитель РСФСР. А что Екатерина Юрьевна? Да, Ленинградский педагогический институт имени А. И. Герцена, но незаконченная диссертация. Практической работы в школе фактически ни-ка-кой. «Я буду у вас завтра. Можно заодно посмотреть и вашу чудо-девушку». «Посмотреть-то посмотрю, – про себя подумала она, – но взять? Чтобы потом получить нагоняй от надзорных органов за трудоустройство случайных людей? Спасибо, достаточно мне и других проблем».

Политика Екатерины Юрьевны как учредительницы гимназии состояла в том, чтобы требования к абитуриентам предъявлять весьма высокие, но никого не отвергать. По крылатому выражению (кажется, Сухомлинского): «Нет глупых учеников, есть нерадивые педагоги». Тем родителям, чьи дети пока не отвечали этим требованиям, предлагалось разместить своих чад в гимназическом филиале. Что-то вроде интерната, где дети живут круглосуточно и получают какие-то дополнительные уроки. И так только по первым двум классам. Начиная с третьего, всем уделялось одинаковое количество времени. Кроме периодически приезжающих преподавателей (интернат располагался в получасе езды от города), была ещё и должность постоянно живущего в интернате воспитателя. Именно она и стала вакантной, когда прежняя воспитательница неожиданно объявила о том, что уходит в декретный отпуск.

«Ну и где она?» – обратилась Екатерина Юрьевна к своему исполнительному директору уже после того, как одарила заслуженным нагоняем отделочников. «Пойдёмте. Она вас ждёт», – Инна Иосифовна заметно волновалась. Так переживает за эту девушку? Екатерине Юрьевне заранее была жаль, что придётся её огорчить, хотя, с другой стороны: «А что я могу? Известно, плетью обуха не перешибёшь». Плеть в данном случае это Екатерина Юрьевна. Обух – живущее только по букве, а не по духу чиновничество.

Вошли в кабинет Инны Иосифовны. Там их действительно стоя встретила девушка. На ней лёгкий, очень скромный наряд: кажется, чисто льняное белое платьице с коротким рукавом, с опоясывающим её тонкую талию кожаным ремешком. Да, одежда очень скромная, но её внешность… Тонкая длинная шея. Гибкая талия. Собранные на затылке в тугой узел пепельные волосы. Охватывающая выпуклый лоб алая ленточка. «Где-то я её… уже…» – пронеслось в голове Екатерины Юрьевны. Вспомнила! Гостила вместе с дочерью этой зимой на Крите. Дворец… Кносский. Настенные фрески. Такое ощущение, что эта девица перекочевала прямо оттуда. Подумала: «Очень интересно», а вслух: «Как вас зовут?» Девушка назвала себя, но настолько тихо, что Екатерина Юрьевна сразу не разобрала и вопросительно посмотрела на стоящую чуть в стороне Инну Иосифовну. «Гея», – пришла на помощь Инна Иосифовна. «Странное имя… – опять в голове. – Впрочем, для ожившей фрески, наверное, вполне». «Гея немножко волнуется», – попробовала прийти на помощь Инна Иосифовна. «Да, я понимаю… Сколько вам лет?» – «Девятнадцатый», – уже погромче и потвёрже. А выглядит так, будто ей максимум шестнадцать. «Насколько я понимаю, вы хотели бы устроиться к нам на работу?» – «Да… если можно». Очень тактично. «Какое у вас образование? Вы что-нибудь кончали?» – «Только школу». – «Но вы вообще до сих пор где-нибудь кем-нибудь работали? У вас есть трудовая книжка?» – «Нет, только по дому». Настала очередь продолжающей переживать за девушку Инны Иосифовны: «А дом-то! Двухэтажный. В Симферополе. Большой сад. Домашние животные. Пожилая бабушка. Вся нагрузка на Гее. У неё не оставалось ни времени, ни сил на что-то другое». – «А ваши родители?» Девушка опустила глаза. Похоже, не горит желанием отвечать. И вновь вмешалась Инна Иосифовна: «Гея сирота. А бабушка её тоже умерла. На девяностом году. Здесь, в Краснохолмске, живёт её родная тётя по отцу. Какие-то случайные заработки. Кружок бальных танцев. Муж-художник. В дом почти ничего не приносит. Словом, нищета. А Гея очень совестливая девушка. Готова трудиться. Она не может жить за чужой счёт». Да, в самом деле, если совестливая, не хочет жить за чужой счёт, девушка исключительная, но… «Хорошо, мы ещё подумаем. Потом сообщим вам». Негоже отказывать человеку, глядя прямо в глаза.