За полгода до трагедии, моя жизнь круто изменилась, успешно шла учеба, преобладала высокая успеваемость и в конце первого курса я познакомился с той девчонкой, о которой мог, казалось до этого, только мечтать! Мама, в тот момент, уже чувствовала себя неважно, но продолжала работать, чтобы имелась дополнительная копейка в доме.

Но за три месяца до ухода, резко потеряла силы не только в работе, но и по дому, поэтому все обязанности по хозяйству, возложились на меня. Постепенно я готовился к самостоятельной жизни, проходя ежедневные репетиции в уборке, кулинарии, как оплачивать квитанции, как списывать показания по прибору учета электроэнергии, воды и газа, что нужно покупать, какое мясо лучше, а какое является подделкой?..

Лена, моя девушка, очень переживала за мою маму, если не получалось встретиться больше двух дней, то мы созванивались и что в телефонном разговоре, что наедине, друг с другом, она постоянно спрашивала про самочувствие мамы. Сложно было обманывать, во благо ее спокойствия, Лена хорошо видела по глазам, что я могу что-то не договаривать. А в последнее время, я уже прикидывал, сколько мама проживет? Я уже четко отдавал себе отчет в том, что она серьезно больна. Мысли являлись мрачными и оставались лишь только при мне.

Трагическая развязка не ожидалась никем, я думаю в этот момент и мама не ожидала, что закончит свой путь в больничных стенах. Она была экстренно госпитализирована. Казалось, состояние стабилизировано и сам заведующий отделением утверждал это. Да и с мамой я разговаривал каждый день по телефону. То, что настроение у нее улучшается, – я и не сомневался, когда слышал приободренный ее голос в трубке.

Однако за три дня до смерти, ее перевели в неврологию с подозрением на инсульт, а далее становилось только хуже. Врачи приняли решение перевести ее в реанимацию, где она через сутки и скончалась. Это случилось рано утром, в тот день, когда она должна была по плану выписываться…

Антон со своей пагубной привычкой и аморальным внешним образом загремел в наркологический диспансер, а позже был переведен в какую-то престижную частную клинику по воле своей матери. Она была скрытной и мрачной женщиной, будто не видевшая ничего хорошего в своей жизни. Адрес диспансера, куда он изначально был помещен, она дала. Антона я периодически навещал, но заметных улучшений в его зависимом состоянии, не замечал. Учреждение было казенным, поэтому должного внимания к каждому, персонал, уделять не старался. Подход ко всем был единый! Когда я навещал Антона, при встрече со мной, он, как только не проклинал собственную мать, упекшую его в эту «тюрьму». Но когда он был переведен в неизвестном направлении, Надежда Михайловна не сказал мне ни слова, не знаю по какой причине, но на мою просьбу: дать адрес, – вылила зло, которого, считаю, я не заслуживал, и попросила больше не тревожить их. Связи с Антоном не было, телефон конечно был, но номер стал сначала недоступным, а через пару месяцев и вовсе, как бы незарегистрированным в системе связи. Мне хватало собственного завала, только одна проблема решится, тут же, – появлялась другая! Окончательно потерялась связь с ним, когда я и Лена перебрались в Москву, несколько лет работая в ее окрестностях. Наступил непростой этап становления жизни…

По дороге, когда мы ехали в кафе, рассказали друг другу уже немало подробностей, пока не особо шокирующие и эксклюзивные. Оказывается, Вершинин был тогда переведен в частную клинику под Новокузнецком, где жили его родственники. На данный момент, он и жил там, как на постоянном жительстве, став, за десятки лет – «большим человеком». Свои подробности я держал пока при себе, их лучше произносить не тогда, когда находишься за рулем.