Темнело. Скоро все окончательно погрузиться во мрак. Фонарик или зажигалка уже давно были недоступной роскошью, ценившейся в обиходе дороже денег или драгоценных камней. Томасин лишь мечтала когда-нибудь ими обзавестись, а пока обходилась своими силами. Она умела разводить огонь с помощью подручных средств и все же отмела эту идею – дым и свет могли привлечь к ней ненужное внимание.

Какие у нее шансы пережить эту ночь?

Томасин все основательно взвесила: она могла бы посидеть тут тихо и сберечь силы, чтобы утром предпринять еще одну попытку восхождения по гладким, скользким стенам своей темницы. Ночью температура упадет, но земля согреет ее, если сгруппироваться. Другого плана у девушки не было. Ее никто не станет искать – обитатели лагеря слишком трусливы. Лес опасен, да и граничит с владениями тех бандитов. Ее бывшие товарищи взгрустнут и забудут.

Томасин могла рассчитывать лишь на себя. Яма условно безопасна, если, конечно, ее хозяин не вернется проверить улов, что маловероятно. Эта ловушка могла появиться тут задолго до крушения мира. Возможно, тот, кто ее вырыл, уже давно погиб.

Девушка кивнула своим мыслям – хорошо. Она не позволит этой яме стать ее могилой. Ночлегом – да, но не могилой. Она не привыкла сдаваться.

Томасин спрятала замерзшие пальцы под куртку и приготовилась терпеливо дожидаться рассвета. Ночь будет долгой.

Толстый слой земли приглушал звуки снаружи, но Томасин все равно прислушивалась, пока не погрузилась в поверхностный, тревожный сон. Явление посторонних не заставило себя долго ждать – Томасин пробудилась от шума снаружи. Кто-то вразвалку двигался рядом с ямой, раскидывая повсюду сухую листву. Девушке на голову посыпались ветки, частицы земли и мелкий мусор. Она медленно, по стеночке поднялась на ноги. Сердце суматошно трепыхалось в груди, и Томасин пришлось приказать ему успокоиться. Звук мог обличить ее присутствие.

Но чужака вел не звук, а голод. Отец учил ее слушать, но часто напоминал, что не стоит забывать и о запахах. Они тоже несли в себе массу полезной информации. Создание, что грохнулось в яму, отвратительно пахло – не шерстью и звериным мускусом, а разложением. Гнилостная вонь мгновенно наполнила узкое пространство, вызвав у девушки непроизвольный приступ тошноты и ужаса. Вот ведь везение – очутиться в замкнутом пространстве с беспокойным мертвецом! Она предпочла бы хозяина ямы или, на худой конец… хозяина ямы.

Мертвец на четвереньках пополз вперед, его силуэт был едва различим, и лишь его желтые, фрагментарно сохранившиеся зубы зловеще мелькали во мраке. Челюсть клацнула. Он тоже почувствовал запах. Запах жертвы. Запах страха.

Томасин увернулась от мертвеца и обошла его, чтобы оказаться у него за спиной. Она не понаслышке знала, как трудно пробить человеческий череп охотничьим ножом, и нуждалась в пространстве для маневра, чтобы вогнать лезвие в глазницу. Тварь рванулась к ней, но девушка оказалась быстрее. Нож мягко вошел в глазницу, словно в масло, пресекая дальнейшие движения твари. Девушка брезгливо отпихнула мертвеца от себя и выдернула свое единственное оружие.

Она разрешила себе несколько шумных вдохов и выровняла дыхание. Адреналин в крови схлынул, сменившись ликованием, которое Томасин испытывала всегда, отстояв свою жизнь в очередной схватке. Ее посетила гениальная идея – выдернуть у мертвеца длинные кости и использовать их в качестве альпинистских кошек.

Она нагнулась, намереваясь приступить к надругательству над трупом поверженного врага, но застыла, снова различив сторонний звук. Томасин похолодела от ужаса: мертвец был не один. Его товарищи околачивались наверху. Твари часто сбивались в стаи. Девушка могла обезвредить одну, максимум, двух, но не целую орду.