– Да. Друзья-вампиры называли его «Dionysus the Oracular»[1] из-за свойственного ему ума и возвышенной натуры. Он не обижался и даже сам подписывался иногда так в их альбомах. Иногда он писал просто «D. Oracular». Халдеи сделали из его шутливого прозвища трансильванскую фамилию. А сам миф перенесли в нежное, так сказать, подбрюшье Европы…
– Откуда ты все это знаешь? – спросил я.
– Дракула интересует меня уже много лет. Вот опять он. Смотри…
Она показала на стену.
Я увидел написаный маслом портрет того же господина – только в другом ракурсе. На Дракуле был современный костюм – ну, или почти современный, такие носили, наверно, в середине прошлого века. Возможно, именно из-за костюма мне показалось, что здесь он похож не на Стендаля, а на Шона Коннори в роли Стендаля. Причем на молодого Шона Коннори, загримированного под пожилого Стендаля. Между дагерротипом и масляным портретом была дистанция минимум в сто лет – но Дракула был почти тем же, только в его бороде появилось несколько седых волос.
Дальше на стене висело несколько листов с карандашными – или угольными – набросками, защищенными большим прозрачным стеклом. Рисунки выглядели очень старыми. Бумага пожелтела от времени; на некоторых листах были пятна и круглые следы то ли кружек, то ли стаканов. Я совершенно не удивился бы, узнав, что это наброски какого-нибудь Леонардо. Удивился бы я только тому, что Леонардо рисовал такие странные вещи.
Все рисунки изображали одно и то же – полуголого древнего вампира в высокой тиаре, какая бывает у индийских богов. Я понял, что это вампир, поскольку он висел вниз головой, зацепившись за перекладину. Чрезвычайно замысловатыми, однако, были его позы – они выглядели как асаны индийских аскетов. Мало того, через перекладину была перекинута только одна нога древнего вампира – вторая была или заложена в подобие полулотоса, или вообще загнута самым невероятным образом. На одном из рисунков под висящим было выведено еле заметное слово «Marro».
– Что это у него за колпак? – спросил я. – Он что, приклеен?
– Прическа, – сказала Софи.
– Что «прическа»? – не понял я.
– У Мары на голове. Поэтому и не падает. Тогда прически такие делали – накручивали волосы на вертикальные шпильки. Получалось как храм из собственных волос. Внутри делали крохотный алтарь из цветочных лепестков. А потом устраивали специальную ганапуджу и звали в этот храм какого-нибудь бога…
– Тогда – это когда? – спросил я.
– В Индии. Две с половиной тысячи лет назад.
Ее знания впечатляли. Может, я и сам знал бы не меньше, если бы, как она, годами мечтал попасть в это место. Но неделю назад я даже не знал, что оно существует. А вот она знала…
Следующую картину я уже видел.
Она изображала похороны рыцаря, которого провожало множество печальных господ с модными бородками над круглыми кружевными воротниками. Хоронили тоже Дракулу – только он теперь был в латах с длинной пробоиной на груди, над которой висел большущий синий комар, изображавший, надо было понимать, душу. Заметив этого комара, я вспомнил, где видел его раньше.
– У нашего главного в хамлете такая фреска, – сказал я. – Только во всю стену. По кругу.
– Это из Круглой Комнаты, – ответила Софи.
– А что за синий комар? Душа?
Софи засмеялась.
– Ну ты даешь, Рама. Какая у Дракулы душа?
– А что это тогда?
– То, что вместо.
Я решил не спрашивать, что у вампира вместо души – вопрос мог показаться ей глупым. Тем более что ответом на него, скорей всего, оказался бы какой-нибудь дискурсизм. Мне было интересно другое – как Дракула ухитрился умереть в средневековой Испании, дожив перед этим до середины прошлого века. Этот вопрос уже вертелся у меня на языке – но тут я увидел следующую картину.