Рейнгхард не дал ему договорить, вежливо прервав на полуслове:
– Удивить…? Я понимаю…, но пока я всего лишь хочу отдохнуть.
Потом он очень долго стоял, закрыв глаза, под струящейся горячей водой из душа, и ничего не было вокруг кроме шума воды. Пугающая тишина для человека, который уже не представляет этот мир без шума работы машин в подводной лодке. Самое ужасное для подводника, это когда тихо, да так, что слышно, как капли воды, срывающиеся с высоты, разбиваются о воду в заполненном отсеке и больше ничего, только капли о воду и тяжёлое, прерывыстое дыхание людей. Почти инстинктивно он стал растирать пену от душистого мыла по своему телу. Поднеся намыленную руку к лицу, Рейнгхард втянул носом этот запах, он был таким или почти таким, каким сортом мыла пользовалась Саша. Опять Саша…, снова она не давала ему покоя. Он провёл себя по лицу, как бы это могла сделать она, но никогда этого не было в их отношениях. Опять и опять он водил рукой по лицу, по шее и волосам испытывая удовольствие от горячей воды и вместе с тем невероятно гнетущую тоску.
– Саша…, Саша…, – носилось в голове, и к горлу подкатился комок.
Оставаясь под струями воды и опершись руками на стену, Рейнгхард уткнулся в них головой стыдясь признаться самому себе. Сейчас он плакал, чего не было никогда в его жизни. Это был беззвучный рёв души солдата. Вода потоками стекала по его телу как будто бы она, Саша, подойдя сзади, ласкала его плечи. Саша превратилась в далёкую, безнадёжно несбыточную мечту.
А тем временем, градус отношений в обеденной зале накалялся соразмерно с количеством влитого алкоголя в организмы, измотанные долгим арктическим переходом. Сотрудники, прибывшие с послом и атташе, вскоре покинули обед, позволив экипажу не стеснять себя присутствием принимающей стороны. Отсутствие женщин заполнялось мыслями и разговорами о политической и военной обстановке в мире начиная искрить.
– Эй…, Эрвин! – позвал инженера штурман, заставив Равенау поднять тяжёлую от выпивки голову.
– Ну…, чего тебе? – ответил Эрвин заплетающимся языком.
Кардес огляделся вокруг, подмигнув товарищам, сидевшим рядом, и спросил полушёпотом:
– Скажи, а чего ты «Хайль» не крикнул, когда зашли эти из посольства? Они бы достойно оценили твой поступок.
Сидевшие рядом с Кардесом боцман Ланге и второй инженер Курт Салемберг громко рассмеялись.
– А тебе что-то не нравится? – произнёс Равенау, еще больше выпрямившись, понимая, что развивающийся конфликт может привести к потасовке, где перевес был явно не на его стороне.
Кардес усмехнулся и закурил сигарету, намеренно выпуская дым в лицо инженера.
Не выкурив и половины, демонстративно затушил её в тарелке с остатками еды, что стояла перед Равенау, сопровождая свои действия вопросом:
– Ну а может, сейчас крикнешь? Только не обоссысь от удовольствия, придурок.
Присутствующие вновь закатились смехом.
– Ну же, Эрвин…, Эрвин!!! Давай, не стесняйся…, ну же…, «Ха-а-айль», а если ещё при этом подёргаешь себя за свой член…. В общем, баба тебе уже непонадобится. Ведь столько удовольствия….
Новая порция хохота похоронила последние слова штурмана, взявшегося порассуждать о последствиях нацистского приветствия для инженера. Опираясь на стол, Равенау стал медленно подниматься со своего места.
– Опа-а-а…, оппа-а-а…!!! Смотрите- ка…, гитлерюгенд решил показать зубки, – не унимался Кардес, развалившись на стуле, призывал Равенау к себе, взмахами рук, – Ну же…. Смелее, мальчик мой, не бойся, иди к папочке.
Дальше всё произошло внезапно и молниеносно, всё тот же Кардес, подался вперёд, перегнувшись через стол, схватил инженера за форменную куртку и, что есть силы, ударил его в лицо. Тот упал на пол, но тут же, встряхнув головой и, зло, посмотрев на Кардеса, стал подниматься на ноги. Кровь обильно пошла носом, заливая воротник и форменную куртку. Конфликт разгорался. Не очень разговорчивый Салемберг с силой отодвинул стол в сторону, от чего на пол посыпалась посуда и еда, расчищая пространство для выяснения отношений. В один момент, вокруг дерущихся образовалось кольцо. Одни подбадривали криками, другие требовали прекратить драку. Теперь и Кардес, и Равенау сцепились друг с другом, беспощадно нанося удары по лицу и другим различным частям тела, падая и снова поднимаясь. Из сломанного носа инженера тоже пошла кровь. Единственный, из присутствующих, только боцман не выражал восторженных эмоций, невозмутимо глядя на драку, восседая на стуле верхом, сложив руки на высокой спинке.