– Клешни подняли! – фыркнул на нас высокий мент со злобным выражением лица и надвинутой на глаза фуражкой.

Так и шли по двору: брат с руками за головой, с приставленным к шее стволом, и мы с поднятыми «клешнями» и тоже на прицеле. На скамейках сидели дворовые гопники. Увидев нас, они раскрыли рты и зашептались. Увидев вытянувшиеся рожи дворовой гопоты, я почувствовал себя настоящим опасным преступником. Нас привели в опорный пункт милиции, находящийся в нашем доме. Там нас немного попинали. А потом выяснилось, что Александр Петрович, сорокапятилетний щуплый мужик с как будто приклеенными усами, обманул. Старухе повезло – железная болванка упала в метре от нее, пробив асфальт на десять сантиметров. Мамаши, гулявшие с детьми в песочницах и на качелях, задрав головы, увидели два силуэта на крыше. Испуганная бабуля, разойдясь случайно со смертью, разгневалась и обратилась в милицию. Сотрудники от нечего делать среагировали быстро и слаженно. И вот мы здесь, в гостях у возмездия. Проведя профилактическую трепку, нас выгнали вон. Предупредив напоследок, что в следующий раз либо посадят, либо сбросят с крыши, как ту железную болванку. С тех пор мы не имели дела с малолетними грязнулями и больше не спрашивали через дверь, кто там, прикладывая глаз к отверстию посередине.

Но вот опять постучали. Брат нахмурился и приставил палец к губам. У двери с той стороны кто-то копошился, пытаясь подцепить чем-то засов. Менты так не ломятся. Если лифтеры, придется драться. Я все-таки тихо подкрался к двери и аккуратно заглянул в дырку. С той стороны маячила неприятная рожа Ганса.

– Это Ганс, – сообщил я шепотом брату.

– Спроси его, один ли он.

– Ганс, ты один? – спросил я громко.

Ганс вздрогнул, зачем-то оглянулся.

– Один.

– Один, – сообщил я.

– Пускай!

На Гансе была пижама, лицо в зеленке, в руках ведро с кривой надписью «пол» на боку.

– Здорово, братишки! – улыбался он, пожимая нам руки.

На дне ведра плескалось литра два бензина. Ганс появился у нас пять дней назад. Со своим сгоревшим наполовину ухом, с полузажившими ожогами на лице, с которых, когда он чесался, слетали хлопья кровавой овсянки. Не лучше были и руки, выглядели они как лапы старой черепахи из школьного кабинета биологии. Выгнанный из больницы, недолеченный, он приехал в халате к нам – больше некуда было. Мы дали ему старые отцовские военные брюки и рваные башмаки. Халат он обрезал, получилась рубаха. В дворницкой он нашел дерматиновый коричневый плащ. Весь драный, но с искусственного меха воротником, с кушаком, с большой медной бляхой. Ночевал Ганс в каморе. По утрам, когда не было нашей мамы, приходил к нам домой «помыть руки». Из ванной комнаты его приходилось выгонять – не успеешь оглянуться, он уже чистит зубы твоей зубной щеткой и моет вонючие подмышки маминым шампунем. Единственная польза от него была в том, что он очень профессионально сливал (даже днем!) бензин из баков пустующих машин. Занимало это у него буквально секунды – подойдет к тачке, примерится, свернет крышку бензобака, шланг сунет, несколько подсасывающих движений ртом, и льется в ведро или в банку драгоценная жидкость. Пришел вот так вот как-то днем уже с бензином в банке, под моим контролем помыл руки, успев, правда, выдавить в рот полтюбика зубной пасты, мятной маминой. У нас колеса были, закинулись. Скоро мама должна была прийти с работы. Разлили бензин. Вышли. Ганс в пальто своем ногой дверь открыл. А тут, опа, случайный неспешный патруль в составе двух знакомых ментов.

– О бля, Бензин! – обрадовался один из них.

Кличку Бензин они ему давно дали, когда он раньше приезжал к нам.