– Они ничего не узнают, кидай – ты же видел, мы уже кинули! – от нетерпения шепот Лео начал срываться на крик.

Я взял булыжник и взвесил его в руке – таким и убить можно. Тело полного мужчины перестает казаться хорошей мишенью – в него легче попасть, а я не желаю этого. Между тем, толстяк ловко, кошачьими перебежками, продвигался к воде. К жалости, переполнявшей меня, добавился страх – вдруг он разозлится и погонится за нами? Размышляя обо всем этом, я целюсь уже минуту.

– Ну, давай! Кидай! – пританцовывает рядом Лео, грызя ноготь.

– Да он трус, – буркнул тучный угрюмый Уго.

А вот этого я стерпеть не могу. Да и терять приятелей неохота – их и так немного. А вдруг по монастырю пойдет слух, что я боюсь даже тел? Почти зажмурившись, швыряю камень наугад – вряд ли он попадет в кого-нибудь случайным образом. Вздрагиваю, почти тут же слыша короткий животный визг и глухой удар падающего тела. На лицах товарищей – ни тени прежних ухмылок, только испуг. Что же я натворил? На булыжной мостовой лежит тело совсем молоденькой девушки – из ее виска толчками выходит кровь, окрашивая кусок площади в алый цвет. Нет, я не мог ее убить, я никого не хотел убивать! Дыхание перехватило, ноги одеревенели – как в тумане вижу, как пухлый мужик, неудавшаяся жертва, стремительно и молча несется в сторону бараков.

– Быстрее! Быстрее! – напуганный Лео хватает меня за руку и выволакивает из кустов, увлекая к монастырю.

…Я просыпаюсь в холодном поту. Какое счастье, что проклятая лампочка включилась и не дала досмотреть сон. Хотя сном страшное воспоминание из детства можно назвать с натяжкой – скорее, однообразное ночное дежавю. После того случая я очень долго не мог прийти в себя, а лицо жертвы так и не смог вытравить из памяти. Кстати, с теми приятелями я больше не общался. Теперь они не считали меня трусом, наоборот – начали бояться, думая, что попадание в беззащитный висок было прицельным. Но без их дружбы я не страдал.

Прочь воспоминания, сегодня есть дела поважнее – выяснить, чей стон я вчера слышал. Надо же, стон в лишенной звуков комнате – это же невозможно! Набросив на плечи грязную мантию (интересно, как она могла испачкаться в этом месте?), я с нетерпением стал ждать, когда дверь откроется. Надеюсь, автор стона сегодня осмелится выглянуть наружу. Едва клетка отворилась, я быстро занял свое место и начал поедать глазами заветную дверь соседа, проигнорировав приветливый кивок Лоренца. Я сгораю от нетерпения и пока не написал ни одной цифры. Нужно себя заставить взять в руки перо – кто не работает, тот не ест, а может и обратно в камеру затянуть. Местные старожилы называют это явление "хоботом" – процесс напоминает втягивание слоном воды. Не самое приятное ощущение, хоть и абсолютно безболезненное. Наконец я приступаю к записям, постоянно вскидывая глаза к двери. О, вот и движение – едва наметившаяся щель достаточно разверзлась, чтобы… Такое вообще возможно?! Передо мной стоял мальчик лет шести – почему его душа так рано покинула тело? Путаясь в мантии, ребенок направился в мою сторону.

– Здравствуйте, вы священник? Где я нахожусь? – его слова буквально резали тишину, отскакивая от стен коридора. Теперь ошарашенное выражение лица было не только у меня – мы-то до обеда не можем сказать ни слова! Наверное, каждый из нас подумал, что окончательно сошел с ума, а мальчишка, не понимая, чем именно привлек к себе столько внимания, смотрел на меня, ожидая ответа.

– Нет, я не священник. А ты вот, кажется, в Ад попал, – все заготовленные для новичка речи вылетели из головы. Краем глаза я видел, как у Лоренца зашевелились губы. Да что там, они разом зашевелились у всех. Каждый хотел быть услышанным, у каждого появилась вера в то, что теперь больше не надо ждать проклятого обеда и записывать чертовы цифры. Ребенок заплакал – в тишине детский плач разнесся как раскат грома, некоторые даже зажали уши. А другие вскочили и двинулись к мальчишке, пытаясь прикоснуться к феномену. В глазах моего нелюбимого старикашки сквозило безумие – прошли тысячелетия с тех пор, как он слышал детский плач. Я с ужасом понял, что наслаждаюсь этим ревом, как и тем, что череду серых будней разорвало неординарное событие.