– Она ревнует, и только, – говорит Розмари. – Ты моложе, успешнее, у тебя любящая семья, и… Ой, вспомнила – твоя сестра звонила. Сказала, что набирала тебя несколько раз. Просила перезвонить. Как можно скорее – так она сказала.

Фиби.

Цветы, Элисон, мой сумасшедший день и отсутствие сна внезапно отходят на второй план. Фиби звонила. Я просматриваю пропущенные с неизвестного номера на своем мобильном. Номер зарегистрирован в Британии. Фиби. Моя сестра. Она вернулась. И все, о чем я теперь могу думать, – почему сейчас? Накануне моего дня рождения?

Я в больнице. Палата 15. Тебе лучше приехать.

Вот и все, что сказала Фиби, прежде чем отключиться. Теперь, когда я здесь, причина мне ясна. Она обманом заманила меня сюда.

Это платная палата, вот только находится она в гериатрическом отделении. Проходя мимо приоткрытых дверей других палат, я, не в силах сдержать любопытства, заглядываю внутрь. В одной из них мужчина с ввалившимися щеками и редкими волосами плавно погружается в грядущее, чем бы оно ни было. В другой палате пациент на максимальной громкости смотрит по телевизору шоу «Дома под снос». У стены в последней палате я замечаю сложенное кресло-каталку. Какая-то женщина читает журнал старушке, а та – мать или тетка – слушает, аккуратно отпивая чай из чашки. Мгновения чужих жизней, запечатленные моментальной съемкой. Мне не хочется подходить к двери, за которой запечатлелось одно из мгновений моей собственной.

– Могу я вам помочь? – вопрос медсестры заставляет меня подскочить от неожиданности.

– Меня зовут Эмма Эверелл. То есть Бурнетт. Я ищу Фиби Бурнетт.

– Эмма? Младшая дочь Патрисии Бурнетт?

Ну, вот и приехали.

– Вы уже записывались?

Медсестра говорит так громко и раздраженно, что даже женщина, читающая своей матери журнал в соседней палате, умолкает и принимается оглядываться по сторонам. Я отступаю чуть дальше от двери.

– Простите, я…

– Эмма, сюда.

В коридоре, немного поодаль, стоит Фиби. Моя старшая сестра.

Волосы у нее сильно отросли и теперь рассыпаются по плечам. Глядя на ее тунику, черные джинсы-скинни и балетки, сложно поверить, что ей уже сорок два. Только это обманчивое впечатление. В Фиби нет и следа беспечности, и внимательный взгляд прочтет о ней совершенно другую историю. На лбу и по бокам рта у нее проступили морщины – уже не нити-паутинки, а глубокие, словно рыболовные крючки времени тянут ее кожу вниз.

– У меня чуть инфаркт не случился, Фибс. Я решила, ты больна.

Она долго меня разглядывает:

– Это невероятно.

– Что?

– Ты выглядишь точь-в-точь как она. Какой она была тогда.

Ну почему она никогда не может сказать что-нибудь милое? Привет Эмма, я по тебе скучала. Как работа? Я так тобой горжусь! Нет, ей нужно сразу проехаться по больному. Как будто ей неприятно меня любить. Временами – сейчас, например – я уверена, что так оно и есть.

– Я вовсе на нее не похожа.

– Просто ты не помнишь, – пожимает плечами Фиби, – но ты и в самом деле выглядишь точь-в-точь как она тогда. – Фиби хмурит брови. – То есть просто копия. Это настораживает.

Я не собираюсь заглатывать наживку.

– Я сорвалась с работы, потому что решила, что ты в беде. Если с тобой все в порядке, давай встретимся позже. Может, еще через пару лет.

– Ты бы не пришла, если бы я тебе сказала.

– Все дело в ней, верно?

Фиби права, я бы не пришла. И ничто не удержит меня здесь сейчас.

– Ты маму имеешь в виду? Она не Волан-де-Морт. Ты можешь называть ее мамой. – Фиби кивком указывает на закрытую дверь палаты. – Она там. Ночью разбила голову о зеркало. – Фиби на мгновение замолкает, и я невольно отступаю на шаг. – Намеренно разбила. У нее угрожающая жизни внутричерепная гематома. Я подумала, ты захочешь об этом узнать.