Вместо ответа Костя поправил бабочку и смахнул невидимую соринку с лацкана.

– Нет! – я догадалась, на что он намекает. – Этого не может быть!

– Ну не только ж тебе сверкать на сцене, – мой редактор цвел как майская роза.

– Да ты уже наверное забыл, как микрофон держать.

– Ты ко мне несправедлива!

– Твой последний эфир был при царе Горохе. – Какими бы наши отношения не казались со стороны, но Костю я никому не дала бы в обиду. Даже ему самому. – И точно помню – в сетке ведущих не было твоей фамилии. Только среди гостей!

– Ну… – друг опустил взгляд в пол. – Для того, чтобы вынести на сцену цветы самой красивой болельщице не обязательно помнить, как держать микрофон.

От сердца отлегло. Отпаивать коньяком после шоу никого не придется, и выдумывать байки, что заикание это модно – тоже.

– Ну, раз ты сегодня «принеси-подай», то ладно. Если хочешь, могу еще тебя в помощники моей подавальщице статуэток записать. Приз за наибольшее количество голов в чемпионате все будет поувесистее букета цветов.

– Вот правду говорят, что ты циничная су, – с показной обидой проворчал Костя.

– Правду, – не стала спорить. – И про «циничную су», и про «алчную тва». Другим всегда виднее. У них особый глазомер.

После признания мной своих грехов Костя сдулся. Даже морщинки на лбу расправились.

– Блин, – неожиданно спохватился он, – я ж тебе главное забыл сказать. И утром не успел, и сейчас чуть из головы не вылетело.

– Слушаю, – от нехорошего предчувствия у меня внутри все сжалось.

– Твой тайный поклонник опять объявился. Вера Пална после утреннего эфира нашла коробку под твоим столом… – Костя замялся.

– Что в ней? – кровь отлила от лица.

– Мы не хотели открывать… Ну мало ли, может там был подарок, но запах…

– Говори, что внутри, – изображать беззаботность было непросто, но я очень старалась. Хватит нам и дерганной ведущей, пусть хотя бы редактор останется спокоен.

– Там оказалась детская машинка. Старая. У меня такая была в детстве. И… Голубь. Мертвый.

Я мысленно выругалась. С машинки и голубя все началось три года назад. Закончилось залитой красной краской куклой. Может быть было и еще что-то… Чтобы сберечь мою психику, Костя вполне мог утаивать информацию, но из-за гибели Светы я тогда полностью выпала из жизни и разбираться ни с чем не стала.

– Охрана, как обычно, никого подозрительного не видела? – можно было и не спрашивать.

– Нет, – друг развел руками. – Они и камеры проверили. Коробку на этаж никто не вносил.

– Почему-то я не удивлена.

– Может, полицию вызовем?

– Ага. И ГРИНПИС! Голубя предъявим, – я потерла виски, голова начала болеть, а мне еще предстояло взойти на сцену.

– Но что-то делать нужно? В прошлый раз он следующую коробку тебе под квартиру подкинул.

– Может, ничего и не будет, – попыталась отмахнуться.

– А если будет? – Костя вцепился в меня как клещ. – Ты помнишь, как тебя в прошлый раз колотило? Я лично помню хорошо. И повторения не хочу.

– Не пугай меня.

– Жанн, давай все же обратимся, куда следует.

– Костя, да это детский сад! – я уже начала заводиться.

– Я от тебя не отстану. Или вызывай полицию, или поживи у меня пару дней.

– Ладно… Давай так: я пару дней поживу в гостинице, все равно из-за нового проекта эту неделю только спать домой езжу. Если все хорошо – забываем. Если коробка будет – сама вызову полицию.

– Но ты обещаешь?

– Клянусь!

– Честно-честно? – Костя сощурился.

– Я тебе хоть раз врала?

– Ты умеешь мастерски не договаривать.

– Всего лишь берегу твою и мою нервную систему. Скажи спаси…

Договорить я не успела. Вы наверняка слышали выражение «сердце в пятки ушло». Это, когда стоишь на вершине горы над пропастью, но вдруг порыв ветра резко ударяет в спину, и ты падаешь. Тоже самое произошло и со мной. Большая теплая ладонь легла мне на талию, на пару сантиметров ниже глубокого выреза, и сердце рвануло вниз.