– Эми, – с нажимом произнес он, – твое время на исходе.

Широ был прав. Слабость обрушилась на нее весом целого океана. Легкие сдавило, что-то влажное упало на щеку – капля воды стекла к уголку рта. Язык ужалило резким металлическим привкусом.

Не вода. Кровь. Но откуда?..

– Прости, Эми, – с болью произнес Широ, коснувшись ее горла, и скользнул пальцами к метке камигакари. – Иного способа нет.

Она растерянно нахмурилась, чувствуя, что голова кружится все сильнее. А затем под ладонью Широ вспыхнула раскаленная боль.

Эми закричала, извиваясь от терзающей грудь агонии. Широ не разжимал хватку, выжигая ей плоть, продолжая пытку, которая раздирала ее на части изнутри.

В Эми вдруг хлынула знакомая горячая ки. Свободная от печати Цукиёми мощь Аматэрасу затопила ее разум и тело.

– Аматэрасу! – встревоженно крикнул Широ.

Сила, не принадлежащая ей, заполнила слабые мышцы. Голова Эми сама собой поднялась, вгляделась в бушующий вокруг них ураган. Рука вскинулась вверх, и в ладони вспыхнул обжигающий жар.

Буря мгновенно утихла. С неба тут же рухнули грязь и песок. Бумажный талисман завис в пятидесяти футах над землей.

Широ тоже вскинул руку, повторяя жест. С его пальцев сорвалось пламя – и, ярко вспыхнув, поглотило бумагу.

Болезненное натяжение в груди пропало, осталось лишь пульсирующее жжение метки камигакари. Вокруг, скрывая за собой все, парили клубы пыли. Присутствие Аматэрасу ускользало. Эми со слезами на лице взглянула на Широ.

И острое потрясение вдруг притупило ее собственную боль.

От его щеки вверх, исчезая в волосах, тянулся глубокий порез. Лисье ухо было изорвано, белый мех окрасился алым. С челюсти мерно капала кровь.

– Широ…

Голос Эми сорвался: отшатнувшись, она увидела его порванное в клочья косодэ. И дюжину ран, покрывающих тело.

Из пыли вынырнул Юмэй с черным копьем в руке.

– Так ты выжил, – отметил он.

– В общем и целом, – отозвался Широ как ни в чем не бывало.

– Но… что… – задыхаясь, пролепетала Эми.

Ее руки замерли над ним, не касаясь. Кровь текла буквально отовсюду.

– Мы предупреждали, что смерч тебя растерзает. – Юмэй стремительно прошел мимо них и опустился на колени рядом с неподвижным Сарутахико.

Эми оцепенела от ужаса. Неужели Широ пострадал из-за ее шикигами? Из-за нее? Легкие сдавило от обилия нахлынувших чувств.

Широ, глянув на нее, улыбнулся:

– Ну, в конце концов, я истекаю кровью не зря.

За редеющими клубами пыли появилась еще одна тень, и Эми вновь охватил страх. В нескольких ярдах стоял Цукиёми со своими змеями-шикигами.

Широ тоже поднял взгляд. При виде амацуками он склонил голову набок.

– И что теперь, Цукиёми?

Стоило его имени прозвучать, как теплая сила, что почти успокоилась внутри Эми, опять разгорелась. Ее второй раз затопила ки Аматэрасу, безудержная, словно бурлящий прибой. Забрав у Эми власть над телом, Аматэрасу оттолкнулась от Широ и поднялась на ноги.

– Братец, – прошипела она, и единственное слово оказалось исполнено гнева. – Как ты смеешь?

– Аматэрасу… – начал Цукиёми.

– Как ты смеешь! – ветер взвыл, поднимаясь вновь. – Ты меня предал, и все же веришь, что спасением моей камигакари заслужишь прощение?

Цукиёми напрягся, его непоколебимое спокойствие дало трещину под гнетом ярости сестры.

– Я стремлюсь лишь оградить тебя от страданий. Ты должна понимать.

Она шагнула ближе, и вокруг нее захлестнулись порывы ветра.

– Страдать – значит жить. Стремиться, сражаться – значит познать страсть. Во имя спокойствия ты лишил бы меня и того, и другого. Твоя трусость мне отвратительна, Цукиёми.

Он вздрогнул.

– Что есть вечность спокойствия? – осведомилась Аматэрасу, сделав еще шаг. – Что есть вечность безжизненного, бесстрастного существования? Ты меня не защищаешь – а обрекаешь!