Саливан трясущейся левой рукой схватил, буквально так, правую приближенного, а другой поместил на указательный палец серую трубку, которую достал из кармана халата. Она свободно вошла на него, но в следующее мгновение сжалась, а Олин почувствовал неприятный укол. Приближенный машинально одернул руку. Саливан удержал её.

– Что это? – немного раздражённо спросил Олин.

Саливан фыркнул носом, и нервно дёрнул губами, намекая помолчать.

Трубка выглядела как нечто странное, казалось она из другого мира, ну или времени. Поверхность состояла как бы из множества слоев резины, накинутых друг на друга, а по ощущениям это был металл.

Через несколько секунд из неё раздался громкий писк, обе стороны загорелись зелёным, трубка отпустила палец.

Олин поднял взгляд на епископа. Тот резко сдёрнул неизвестное устройство и выхватил пакет из подмышки. Глаза Саливана испуганно бегали, пытаясь задержаться на чем-то одном, но не могли.

Олин взял пакет, епископ отпустил. По ощущениям там находилась какая-то небольшая книга. Пакет был из плотного материала и запечатан.

– Откроешь в прыжке, перед Радугой, – нервно бросил Саливан, резко развернулся и ушёл.

Некоторое время Олин стоял, переваривая произошедшее, затем вернулся в комнату.

Осмотрев палец, он обнаружил пару небольших красных точек. Пакет он положил в сумку с вещами, потеснив балахон для службы.

Сидя на краю кровати, Олин несколько раз, больно ущипнул себя за ногу. Надежда вернуться в реальность из сна не оправдалась, как и надежда на сон, который так и не пришёл.

Утром голова работала плохо, глаза щипало, а в теле отсутствовали силы. В таком состоянии приближенный Олин, служитель церкви Первого, отправился в свою новую жизнь.

Раздражение праведным огнём разгоралось все сильнее и сильнее. Лизз сверлила глазами Михаила, а тот строил непричастное лицо.

– Данный манёвр не вписывается в трудовое законодательство и положение о Союзах, – сказала Лизз, уставившись на Михаила.

– Может хватит повторять одно и тоже, – спокойно обратился к ней мужчина средних лет, который сидел во главе стола, справа от Лизз.

Лизз выдохнула и перевела на него взгляд. Тонкая прядь волос выпала из хвоста и предательски нависла над глазом. Женщина поправила её за ухо и сказала:

– Не хватит. Вы пытаетесь пропихнуть это решение для увеличения нормы прибыли. С этим вы спорить не станете? – Она пробежалась по глазам заседающих, не встретив возражения. – Я не против увеличения, как такового, но все упирается в протестные настроения, которые неизбежно повысятся после принятия данного решения.

– Это мы тоже слышали, – возразил мужчина средних лет, – и не раз. Мы здесь для того, чтобы выработать решение. Конкретное, со сроками и задачами, а не для разглагольствования. Повышение будет и точка, так решило большинство абсолютных акционеров и ни нам его оспаривать. Нужен конкретный диапазон значений, в котором будет производиться расчёт.

Лизз резко встала, навалившись на стол руками. Её спина выпрямилась, причинное место смесилось назад. Бесстрастное лицо не выдавало эмоций, но пожар внутри перешёл в стадию не локализуемого, хотя говорила женщина спокойно.

– Нас устроит диапазон от нуля до нуля. Ничто другое я не подпишу. Правила Вам, господин Крестнер, известны – этот вопрос пойдёт на совет. У меня всё, до завтра, уважаемые.

Не дожидаясь ответа, Лизз развернулась и вышла. Прохладный воздух коридора приятно освежил лицо, она улыбнулась уголками губ.

Лизз возвращалась в кабинет, представляя, как сейчас трясёт Крестнера. Не снаружи, конечно – он не хуже неё скрывает эмоции, когда это необходимо. Внутри же у него явно дикое желание прибить возмутителя спокойствия, а ещё воспользоваться тем местом, которое она некоторое время назад отклянчила, озаботившись чтобы Крестнер его как следует разглядел.