Что же, по крайне мере, Лин Луцао был спасен.

Пока двое были заняты друг другом, запыхавшиеся и уставшие, они прислонились к толстому валуну, соскользнув спинами вниз и сев на землю; Ян Си пытался отдышаться после боя склонив голову, Хэ Янг – прислонив ее к валуну. Их грудь вздымалась так тяжело, что, казалось, они сражались день и ночь без усталости, и вот теперь эта тяжесть их догнала.

Хэ Янг вытащил из рукава трубку и сделал пару затяжек, прежде чем она была наглым образом отобрана; Ян Си продолжил также.

Бой не выволок из него всю злость и, прослушав некоторое время речи собеседника, Хэ Янг спросил:

– Я много ною?

Ян Си ответил незамедлительно:

– Нет. Знаешь, эти ублюдки и меня раздражают, немудрено, что ты так злишься.

Измотанность заставляла Хэ Янга говорить открыто. Казалось, только сильная агрессия и глубокая усталость могли заставить его содрать с лица все маски и убрать сладость из уст; оставшись без защиты, он сам обрастал непробивной стеной, и только тогда сквозь ее щели могли вылетать острые стрелы, поражая собеседников своей прямотой и честностью. Поэтому он сказал:

– Я про вчера. Знаешь, ты немного меня разозлил. Нет, я был в бешенстве.

Поток речей Ян Си был прерван, и он ненадолго замолчал; не было понятно – говорил ли он про "тех ублюдков" специально или действительно думал, что дело в этом.

– Это было навеяно состоянием. Возможно, я разозлился, потому что сам не могу слышать внутреннего себя; злость это или зависть – хотя я и не испытываю этого чувства, возможно, дело в том, что я просто не могу сказать этого сам. Если я позволю себе, если признаю это – я просто не смогу жить.

Усталость опустошала разум, и в этот короткий момент Хэ Янг не раздумывал над словами:

– Это сильно меня задело, вот, почему я спросил. Я рад, что ты сказал это.

– Я не хотел. И сегодня не хотел, я собирался сгладить ситуацию, но что-то пошло не так. Юн Гунь сказал, что меня.. как это.. триггернуло. Я не ощущаю злости и усталости. То есть, да: конечности ослабли, мысли где-то не здесь, но я не ощущаю этих эмоций.

– Понимаю, – Хэ Янг расфокусировано посмотрел вперед. – Вот такое у меня случается, когда переклинивает. Юн Гунь сказал мне то же самое.

Хэ Янг не видел его лица, но слышал улыбку в голосе:

– Вот как. Юн Гунь помог разобраться нам.

Будучи отрешенным, Хэ Янг слабо понял причину его улыбки, но не мог не согласиться. Сделав еще затяжку, он сказал:

– Иногда.. Хм. Как бы это выразить. Погоди, речевой аппарат настраивается.

Ян Си сказал ему просто говорить, и Хэ Янг решил упростить слова:

– Проще говоря, возьмем два слово: «добрый» и «злой». Иногда я думаю: я злой снаружи и добрый внутри, или я злой внутри, но добрый снаружи? Я понял, что это зависит от обстоятельств. Иногда я сглаживаю ситуацию как могу, но внутри перебираю весь поток ругательств; а иногда даже мой внутренний голос говорит «стой, погоди, все нормально», и я с ним соглашаюсь, но изо рта вылетает совершенно другое, – Ян Си хотел продолжить, но Хэ Янг его оборвал. – Вчера тоже самое. Под вечер, поговорив с Юн Гунем, я был более спокойным и решил, что все это – ерунда. Но сегодня, проснувшись и наткнувшись на этих ублюдков.. В конце концов, я продолжал злиться и не стал говорить с тобой, чтобы не усугублять.

– Я понимаю, – кивнул Ян Си. – Люди не могут быть черно-белыми. Нельзя про одного сказать, что он только добрый снаружи и только злой внутри. Это так не работает…

Ян Си говорил что-то еще, но Хэ Янгу трудно было уловить его суть; отстраненно он думал: «Я знаю. Я думал об этом уже. Причем тут это?»