Швейцарец одним из первых подметил парадокс русской революции: «Антанта сделала ошибку, полагая, что движение, начавшееся в феврале 1917 года, носило народный характер. Ничего подобного – в нем участвовали только правящие классы. Народные массы были в стороне от всего этого. Неверно считать, что народный взрыв привел к свержению монархии. Напротив, падение монархии вызвало ту огромную волну, которая захлестнула Россию и чуть не затопила соседние страны».[48]

Лишенные под арестом возможности каким-либо образом участвовать в политических событиях, Романовы продолжали следить за новостями, оставаясь патриотами России. Двойная «узурпация», поражения на фронте, приход к власти радикалов, невыгодные и унизительные условия Брестского мира были предметом постоянных разговоров в тесном кругу Царской семьи и ее спутников.

Надежды на освобождение из-под ареста «хорошими верными людьми» сменялись разочарованием. Тем большим утешением была поддержка со стороны немногих истинных друзей, чья любовь покрывала все ошибки и неудачи.

Патриарх Тихон сострадал царственным узникам. Не имея возможности помочь и добиться их освобождения, он молился. Через епископа Гермогена Патриарх передал Царской семье большую просфору и свое благословение.

В Тобольске Романовым было позволено изредка посещать церковные службы и принимать у себя священника. Каким бы тяжелым ни было по временам состояние здоровья Александры Федоровны, она не прекращала занятий с детьми. Священное Писание, Закон Божий, жития святых, поучения, объяснение молитв составляли содержание домашних уроков. Духовные предметы чередовались с общими, образовательными; обязанности учителей делили между собой родители, Жильяр, Анастасия Гендрикова и доктор Боткин.

Среди неоправданных строгостей со стороны властей и неудобств члены Царской семьи радовались малому: редким прогулкам под надзором, солнцу, наступлению весны. Вечерами читали вслух по очереди; в Тобольске, в губернаторском доме звучали Шуберт, Григ, Бетховен, Шопен.

Поклонный крест в урочище Ганина Яма на месте уничтожения останков Царской семьи

Долгие месяцы в заключении, постоянный страх за мужа и детей вызвали перемену во внутреннем состоянии Александры Федоровны. Она потеряла обычную прямую осанку, выглядела намного старше своих лет. Ей было нелегко, но она, по ее собственным словам, «была благодарна за все, что имела». «Всех своих дорогих Богу отдала и Святой Божией Матери. Она всех покрывает Своим омофором».[49] Образцом поведения для нее был Государь: «Он был просто удивителен. Такая кротость, несмотря на все ужасные страдания за страну. Настоящее чудо».[50]

Последние месяцы жизни Романовым пришлось особенно тяжело: обострение болезни Алексея, ожидание «суда» над Государем, лишения и изощренные издевательства со стороны охраны в доме Ипатьева, не упускавшей случая унизить беззащитных людей, разлука с частью верных спутников и изоляция до самой роковой ночи на 17 июля. Но это не могло нарушить внутренней связи между членами семьи и отнять «дух мирен», который дает терпеливое перенесение скорбей с верой во Христа. Своеобразным завещанием Царя стали слова, переданные на волю Великой княжной Ольгой Николаевной: «Отец просит передать всем, кто ему остался предан, и тем, на кого они могут иметь влияние, чтобы они не мстили за него, так как он всех простил и за всех молится, и чтобы не мстили за себя, и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет еще сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь».[51]